— Отец неважно чувствует себя и рано лег спать, — вздохнув, заметила Анна.
Усадив Сергея на диван, девушка села рядом и пристально посмотрела ему в глаза.
— Мне все время кажется, Сережа, — тихо сказала она, — что ты не решаешься сказать мне что-то… — Она помолчала немного и, не дождавшись ответа, добавила: — И это очень тревожит меня.
— Видишь ли, Аня, — не очень уверенно начал Сергей, — ты ведь знаешь, что слесари и машинисты нашего депо в подарок фронту оборудовали бронепаровоз?
Анна подвинулась ближе и с тревогой посмотрела в глаза Сергею.
— По всему чувствуется, что вскоре предстоят большие события на фронте, — продолжал Сергей, избегая взгляда девушки. — Наш бронепаровоз должен принять в них участие. Кому-то нужно повести его в бой.
— И это решил сделать ты? — чуть дрогнувшим голосом спросила Анна и крепко сжала горячую руку Сергея.
— Да, я решил, что пришло время и мне повести в бой бронепаровоз, — твердо заявил Сергей. — Пока в депо было мало опытных машинистов, я считал невозможным просить об этом (он умолчал, что подавал уже раз такое заявление), но сейчас так же, как я, работают многие другие машинисты. Для нашего депо не будет большого ущерба, если я уйду на фронт… И вот я подал заявление…
— И ты боялся сказать мне об этом, Сережа? Неужели ты…
Сергей не дал девушке договорить:
— Нет-нет, Аня! Я знаю, ты, конечно, не стала бы меня отговаривать…
Анна отвернулась. Сергей посмотрел на ее бледное, расстроенное лицо, и ему стало досадно за свою робость, за то, что до сих пор не поделился с нею своими планами и не признался, что любит ее…
— Ох, Сережа, тяжело мне будет без тебя!.. — с усилием проговорила Анна, торопливым движением утирая слезы. Помолчав несколько секунд, она повернула к нему голову и, глядя прямо в глаза, добавила чуть слышно: — Ведь я люблю тебя, Сережа!..
— Анечка! Аня! — Сергей сильно, до боли, сжал руки девушки. — Вот уж никогда себе этого не прощу!.. Знаешь, как я мучился!.. День за днем откладывал, все хотел спросить, как ты относишься ко мне… пойдешь ли за меня?.. Знаешь, что еще меня останавливало? Я собирался на фронт, и один мой друг сказал, что нехорошо жениться перед уходом на войну, что лучше…
— Замолчи! — Анна торопливо зажала ему рот ладонью. — Плохой у тебя друг, Сережа. Я гордиться буду, что мой муж на фронте…
Замысел командования остается в тайне
Несколько последних дней на станции Воеводино прошли необычно спокойно. Фашистские самолеты, посещавшие станцию почти каждую ночь, казалось оставили ее на этот раз в покое. Увереннее ходили теперь поезда на участке Воеводино — Низовье. Машинисты привыкли к уплотненному графику, и Анне Рощиной уже не приходилось так волноваться за них.
Спокойнее стало и в отделении майора Булавина. Расценщик Гаевой не ходил больше в депо и не посылал шифровок агенту номер тринадцать, хотя по-прежнему писал частые письма Глафире Марковне по просьбе прихворнувшей тети Маши, жаловавшейся сестре на несносную подагру.
Вздохнул спокойнее и капитан Варгин — ему удалось наконец прочесть замысловатые шифровки Гаевого. Текст их теперь снова был обращен в цифры шифра, которым майор Булавин обычно пользовался при передаче сведений в Управление генерала Привалова. Майор просматривал шифровки в последний раз, прежде чем отдать распоряжение об их отправке, когда дежурный офицер доложил, что штаб фронта срочно вызывает его к аппарату.
Булавин знал, что из штаба фронта могли вызывать его только Привалов или Муратов. Почему же вдруг он так срочно понадобился? Ведь только сегодня утром разговаривал он с подполковником Угрюмовым, помощником Муратова, и, кажется, все вопросы были разрешены. Правда, о дешифровке донесений Гаевого Булавин тогда ничего еще не мог сообщить подполковнику, но Угрюмов ведь и не спрашивал об этом.