Военные приключения. Выпуск 3 ,

Тревожную весть гонцы Юрия Захарьевича быстро донесли до Москвы. Поэтому и послал воеводу Щеню так поспешно к Дорогобужу великий князь Иван Васильевич, вверив любимому полководцу главные силы свои. Он знал, что быть большому сражению. Поэтому и берег на такой случай главный резерв московского войска — тверскую рать.

Возвратившись с Митькова поля, Щеня в чудом уцелевшей воеводской избе дорогобужского острога собрал военный совет из ближних ему людей. Разговор вели за крепкой стражей — вражеские лазутчики тоже не дремали. Только скрыв замыслы на предстоящее сражение, можно было уверенно ожидать успеха.

Военачальники съезжались в подновленный острог один за другим. Спешивались у крыльца. Отдав поводья слугам, разминали ноги и шли в избу мимо молчаливого десятника, придирчиво следившего, чтобы среди приглашенных не оказалось лишнего человека из числа любопытных боярских детей. Князь Даниил был суров во всем и крут на расправу с ослушниками — своевольничать никому не позволял, чего не делал и сам под строгим великокняжеским оком.

Участники военного совета входили в избу, снимали шлемы, с достоинством кланялись старшему воеводе, крестились на иконы в красном углу и не торопясь рассаживались по лавкам. Садились строго по чину, не толкаясь. Иначе быть кровной обиде, быть долгому местничеству.

На широком дубовом столе было пусто. Лишь стоявший посреди бронзовый подсвечник освещал ярко горевшими свечами дневной полумрак избы. Перед Щеней лежал большой лист пергамента с умело вычерченной картой Смоленской земли. Умные, с лукавой хитринкой глаза воеводы смотрели на входивших спокойно. Люди догадывались — решение на предстоящее сражение он уже и продумал, и затвердил.

На дальнем углу стола стояла чернильница, что носили на шее, с воткнутыми в нее остро отточенными перьями. Здесь же, поудобнее, примостился войсковой писец. Изготовился — ему писать донесение великому князю московскому.

Ближе всех к Даниилу Васильевичу уселся боярин Кошкин. Юрий Захарьевич был древнего и знатного рода Кошкиных, что составляло его главную в жизни гордость. Командовал он многотысячной ратью, посланной Иваном III воевать на запад. Под его начальством решительным приступом несколько недель назад взяли Дорогобуж, город-крепость на большой Московской дороге, что вела к древнему русскому Смоленску. С подходом тверской рати — большого полка князя Щени — его полк стал исполнять обязанности сторожевого. Был боярин Кошкин воеводой опытным и заслуженным. И не раз скрещивались а совместной ратной службе его пути-дороги с патрикеевским Щеней.

Рядом с Юрием Захарьевичем Кошкиным уселся его младший брат — Яков Кошкин, Храбрым считался воеводой, хотя на первых ролях, как старший, еще не ходил, но славу к древнему боярскому роду, роду русских воевод, прибавлял.

К слову сказать, великие московские князья считала правилом в походах не разделять братьев. Считали, что единокровные в битвах будут сражаться локоть к локтю, значит, и славы великому князю добудут больше. И в том они редко ошибались.

Чуть поодаль младшего Кошкина расположился воевода-гулявый Федор Иванович Рязанцев. Тоже военачальник с большим опытом московских походов за возвращение исконно русских земель. Ведал он подвижной деревянной крепостью — гуляй-городом, непременной частью русского войска во многие века до и после битвы на Ведроши, Про нее говорили: «Мудростью на колесницах устроен и к бранному ополчению зело угоден». К Дорогобужу гуляй-город прибыл вместе с обозом большого полка, а воевода Щеня возлагал на него большие надежды, не раз видев и применяв его в сражениях.

Рядом сидели князья Иосиф Дорогобужский и Иван Михайлович Воротынский. Великому князю московскому служить стали недавно — старались верной службой завоевать его расположение к себе. Оба князя еще до военного совета успели перекинуться словом с главным воеводой. Знали — быть им в сражении под его княжеским знаменем в большом полку.

В углу у печи в дедовском колонтаре — панцире — сидел еще совсем молодой Дмитрий Патрикеев. Князь Даниил Васильевич назначил племянника воеводой передового полка. Вместе хаживали в походы против Ливонского ордена, защищая псковские да новгородские земли от рыцарей-крестоносцев. Были вместе и под Вязьмой, и под древней новгородской крепостью Выбором, которую завладевшие ею шведы переименовали в Выборг. Заслужил младший Патрикеев славу храброго и рассудительного воеводы, умел схитрить в бою, навязать конному противнику свою волю. Да и вообще воеводы из рода бояр Патрикеевых за верную службу свою были всегда в большом почете у великих князей московских.

Старшим наряда — великокняжеской артиллерии — являлся московский служилый человек Василий Собакин. Хотя и был он боярского рода, а пушкарское дело знал отменно, не чуждался профессии простых мужиков-воинов. Отличился еще при «стоянии на Угре», где огненным боем не раз отбрасывал от позиций русского войска по реке конные наскоки золотоордынских тысяч.

Пришли на военный совет и тысяцкие — бывшие удельные князья, ныне вставшие под руку великого московского князя, опытные и еще совсем молодые воеводы из древних княжеских родов.

Щеня медлил с началом совета — под вечер должен был возвратиться из дальней разведки сотник его большого полка Кузьма Новгородец. А пока расспрашивал о делах походных: кто еще не подошел к Дорогобужу, где размещаются ратники, много ли отставшего обоза, как с припасами. И о многом другом, о чем положено знать старшему воеводе, ибо на войне мелочей не бывает — все и всё при деле.

Докладывали князю коротко — главное он уже знал сам. Походная жизнь шла в московском войске по строгому расписанию. Было тихо в воеводской избе — разговаривала только двое. Остальные терпеливо ожидали или своей очереди разговора с главным воеводой, или начала военного совета. Усердно скрипел перьями писарь. Порой то в одном, то в другом углу позвякивали металлом доспехи собравшихся.

Пока шел такой обстоятельный и неторопливый разговор, воеводы про себя прикидывали: какую роль им приготовил князь Даниил в предстоящем сражении, где будут биться, какой бранной славой пополнят родовую летопись свою. А то, что разведка еще не вернулась, знали все. И терпеливо ждали вестей.

Наконец прибыл и Кузьма Новгородец. По его запыленной одежде и утомленному виду можно было судить, что он вместе со своими конными охотниками проделал туда и обратно немалый путь. То был хороший признак — значит, есть еще достаточно времени изготовиться для встречи с гетманом Острожским. А ясные глаза сотника-псковчанина как бы говорили: вражеское войско выследил, разведал о нем все, что наказывал старший воевода.

С появлением сотника в воеводской избе все настороженно притихли, стараясь не пропустить ни слова из разговора с ним князя Даниила Васильевича.

Выйдя на средину избы, Новгородец молча отвесил ему земной поклон. Выпрямившись, ждал расспроса.