Соколов поднял на Колбина серые глаза.
— Малагин запрашивает, что ему делать, — заметил он.
— Александр Федорович, — как можно спокойнее сказал Колбин, — вулканом Синим мы займемся, как только он проснется. А сейчас ни я, ни Романов без санкции Москвы не можем изменить план работы экспедиции.
— Сегодня же напишу Баскакову.
— Он напишет! — воскликнул Колбин. — Ах ты, боже мой. Лучше, пока не поздно, пусть ваш Малагин переносит село на безопасное место. Вот все, что я могу посоветовать.
Колбин отошел от стола и стал ходить по кабинету, рассматривая книги, занавески на окне, куски минералов на круглых столиках по углам; Соколова это раздражало, ему хотелось, чтобы он сел и сидел спокойно, а не маячил перед глазами.
— Я не знаю, почему вы игнорируете указание Москвы о строительстве домика на склоне вулкана? — продолжал Колбин.
— Мне сейчас некогда, — отрезал Соколов. — Занялись бы вы сами этим делом.
Колбин пожал плечами.
— Плотников я, нашел. Дом купил. Он разобран, так что в меру своих сил я вам содействие оказал, — продолжал Соколов. — Остается перевезти его на место.
— Ну какой из меня строитель, Александр Федорович?
— Я такой же строитель, как и вы, — сердито сказал Соколов.
— Почему бы завхозу не поручить это дело?
— Завхоза на станции нет. — Соколов глянул исподлобья на Колбина. — При острой необходимости можно поставить палатку. Это менее удобно, чем дом, но быстро. Я лично предпочитаю палатку.
— Подумаю, — сказал Колбин, одеваясь. — Я пойду к себе. Попросите Сенатову доставить мне материалы о вулкане Тигла.
На крыльце Колбин остановился. Черные коробки домов. Редкие прохожие. Его охватила неимоверная тоска. Захотелось в Москву, в теплую уютную квартиру, в привычный круг обязанностей; посещение редакций, лекций, балета, оперетты. Жизнь в свое удовольствие… Он сбежал с крыльца и пересек улицу. Возле магазина мальчишки катались на санках. Две женщины лузгали кедровые орехи. Купив бутылку коньяку, Колбин направился домой и стал ждать Марину. Она сделалась ему необходима. Немало женщин он встречал в своей жизни, но эта заняла особое положение. Ему надо было поговорить с ней. Хотелось проверить что-то в самом себе, узнать точнее, можно ли ей доверять во всем. Временами ему казалось, что свое счастье он потерял где-то на пороге молодости, что все эти годы шел не той дорогой, которой надо было бы идти. В шумливой городской жизни некогда было размышлять обо всем этом. А когда находила хандра, как сейчас, он ехал в «Арагви», часами слушал томную восточную музыку, танцевал, пил крепкие кавказские вина, и все становилось на место, жизнь входила в нормальную колею. Здесь нет «Арагви», но есть добрый коньяк. Колбин налил стопку и выпил, налил вторую, но не успел выпить — в дверь постучали. Вошла Марина.
— Коньяк в одиннадцать утра! — воскликнула она.
— Налить вам? Превосходный армянский коньяк.
— Мне некогда сидеть и распивать вино, — сказала она, внимательно посмотрев на Колбина.
— Почему бы не выпить и не разогнать скуку? — благодушным тоном отозвался он, но в этом благодушии было что-то нарочитое и преувеличенное.