«Вероятно, Гитлер возлагает на авиацию исключительные надежды в будущей войне с СССР», — думал Берзин. Благодаря разведчикам и специалистам он уже знал, какими типами самолетов обладают Германия и Италия и насколько они сильны.
Из «юнкерсов» сильной машиной был тяжелый трехмоторный бомбовоз «Юнкерс-53». Очень силен также бомбовоз Хейнкеля с одним мотором «Хе-70». Над Теруэлем недавно сбит «Хе-111» с двумя моторами. Из истребителей хорош аппарат «мессершмитт» —«Ме-109». Долгое время«Ме-109» был загадкой для специалистов: сбитый артиллерией или истребителем, он неизменно взрывался в воздухе, и на землю падали только обломки, не позволяющие установить характерные черты его конструкции.
Лишь недавно тяжело раненный летчик совершил на«Ме-109» посадку в районе Мадрида и на допросе рассказал, что Геринг издал суровый приказ, по которому подбитый на «Ме-109» летчик не должен выбрасываться на парашюте до того, пока не приведет в действие прибора, взрывающего самолет, если даже промедление с прыжком на парашюте грозит летчику неминуемой гибелью. Но на этот раз летчик был тяжело ранен и не нашел в себе силы ни выпрыгнуть, ни выполнить бесчеловечный приказ фашистского маршала — взорваться вместе с самолетом.
Франция наконец ответила Испании, что не может в данный момент выполнить договор о поставке вооружения, так как не располагает достаточным арсеналом и, следовательно, не имеет права ослабить обороноспособность своей страны.
Это была довольно грубая увертка. Все же французский министр авиации Пьер Кот, горячо сочувствовавший Испанской республике, распорядился начать поставки самолетов Испании. Но что это были за самолеты! Против сверхсовременных немецких бомбардировщиков в воздух поднялись старые «калоши» времен 1914—1918 годов, летчики называли их «телятами на пяти ногах». А вскоре Комиссия по иностранным делам запретила и эти поставки.
Некоторые республиканские части имели самое минимальное количество оружия — два-три пулемета, несколько винтовок, тем не менее республиканцы держались своим энтузиазмом и даже отбивали атаки противника. Германская артиллерия полностью моторизована. Их гаубицы делают один выстрел в минуту, а снаряды поднимаются в высоту до двух миль и оттуда падают в обстреливаемое место, находящееся в 3—4 милях, почти отвесно, разрываясь при падении со страшной силой.
Даже Ватикан, этот оплот всего католичества, выступает против Испанской республики и защищает фашистов! В мировую печать просачиваются сведения о том, что Ватикан щедро финансирует мятежников.
Одному иностранному журналисту довелось побывать в Ватикане, и он с восторгом рассказал Берзину о его сокровищах.
Ватикан — это целый город с роскошными дворцами, прекрасными садами. Есть даже своя, так называемая швейцарская, гвардия, одетая в красочную средневековую одежду и вооруженная алебардами.
— Так живет папа, наместник бога на земле, духовный апостол церкви, о котором пишут, что он равнодушен к жизненным интересам и удобствам! — закончил свой рассказ журналист.
Армия мятежников усиливалась за счет хорошо обученных немецких и итальянских регулярных частей. Германия и Италия продолжали поставлять вооружение испанским мятежникам, совершенно игнорируя договор о невмешательстве.
В октябре правительство СССР сделало официальное заявление в Комитет по невмешательству о несправедливой дискриминации Испанской республики, о том, что не будет считать себя связанным соглашением о невмешательстве в большей степени, чем другие его участники.
Правительство Испании обратилось к Советскому Союзу с просьбой продать Испанской республике вооружение и направить в Испанию советских летчиков, танкистов, артиллеристов и военных советников.
Стоял октябрь. Жестко шелестели пальмовые листья, с апельсиновых деревьев прямо на тротуары сыпались оранжевые плоды. «Вот так сыплются теперь последние листья с деревьев в московских парках», — грустно думал Берзин, стоя у окна своего кабинета в Валенсии. И вспомнился ему какой-то далекий счастливый день. Они идут с Лизой по мокрому осеннему парку. Небо тяжелое, хмурое, все в тучах. Иногда лишь на самое короткое мгновение вдруг откроется в нем крошечное, ослепительно лазурное окно и тут же исчезнет.
Ветер густо устилает землю солнечно-желтой листвой, и от этого, несмотря на хмурое небо, кругом светло. Свет идет снизу, от земли, и кажется мягким, таинственным. Он не помнит, о чем они тогда говорили. Помнит только удивительное ощущение необыкновенного счастья и радости бытия. «Стареешь, брат. Опять же одиночество заедает», — подумал он про себя. Вспомнился последний их с Лизой конфликт, когда она высказала все, что о нем думала. И он понял тогда, что разрыв неминуем.
Однажды он засиделся в своем кабинете, были какие-то неотложные дела. Только на пороге своей квартиры вспомнил, что жена просила прийти пораньше, — она предупредила его, что они приглашены в гости.
Лиза сиротливо сидела на диване в одном из своих лучших платьев, которое ей было очень к лицу.
— Я опоздал, — робко, как бы извиняясь, сказал он, целуя жену и втайне любуясь ею.
— Да, — как-то вяло, почти равнодушно ответила она и взглянула на золотые часики на своей руке.
— Ну ничего, — сказал он бодрым голосом. — Еще не все потеряно, пойдем в следующий раз.