Каргапольцев и верно начал упорно работать над собой, но все давалось ему ценою огромных усилий: ведь за долгие годы скитаний по лагерям, Иннокентий отвык от многого, обретенного до войны, он должен был только работать и молчать. Все эти годы он не бывал в театре, не прочитал ни одной хорошей книги. И вдруг — откровенные и задушевные беседы с Рудольфом Нейманом. Почти забытое обращение «товарищ»... В нем начался процесс пробуждения и становления человека.
Добрые семена прорастали медленно, но Иннокентий все чаще стал задумываться над своей жизнью, к нему возвращались понятия чести и достоинства, он стал с жадностью наверстывать упущенное.
Его тревожила мысль: правильно ли он поступил, связавшись с Милославским, с этим НТС — с ярыми ненавистниками России. Но Иннокентий не пытался рвать с ними, успокаивал себя тем, что это делается для пользы Родины. Хотя, черт его знает, чего больше — вреда или пользы.
— Да, — прервал молчание Милославский, — сегодня снаряжать шары не будем: погода не благоприятствует. Займемся подбором и упаковкой литературы. А вечером навестим фрау фон Крингер и Эльзу.
Милославский подошел к Каргапольцеву и, обняв за плечи, повел к выходу.
Часть вторая
«Ведомство Теодора Бланка», представленное полковником фон Шеффером, действовало решительно. Милославскому не удалось продлить существование «Пюртен-Зет», несмотря на огромные взятки высокопоставленным лицам. Ему вспомнилось, как в мае сорок пятого года он, по поручению офицера американской разведывательной службы, изолировал лагерь от всего мира. Тогда представители советского командования рыскали по всей Германии в поисках соотечественников. И все-таки существование «Пюртен-Зет» оставалось в тайне. Только через два года просочились слухи о нем, но к тому времени массовая репатриация была закончена, а обитатели лагеря — достаточно запуганы и оболванены.
И вот теперь, через десять лет пришел конец лагерю. Наступил он совсем не так, как думал и чего боялся Милославский. Какая же участь постигла жителей лагеря? Одни перебрались в такие же лагеря в район Гамбурга или Франкфурта-на-Майне; другие разъехались в поисках счастья по белому свету: в Бельгию, Австралию, Аргентину; третьи — одинокие, молодые и здоровые «добровольно» поступили на службу в американскую армию.
Когда почти все дела по расформированию «Пюртен-Зет» были закончены, вдруг разнеслась ошеломляющая весть: в двух километрах от лагеря обнаружили труп Нечипорчука. Медицинская комиссия дала заключение: самоубийство. Выстрел в упор, прямо в сердце. Рядом валялся собственный вальтер Нечипорчука.
С переездом в Мюнхен Иннокентий оказался между двух огней: с одной стороны Милославский, а с другой — Курт Фишер, механик с автомобильного завода, выпускающего известные во всем мире машины «БМВ». С ним Иннокентия свел Рудольф.
Курт Фишер оказался старым другом Неймана еще по технической школе. Оба они были в том возрасте, о котором говорят: пятьдесят с небольшим. Однако высокий и сильно пополневший Фишер выглядел гораздо старше своего бывшего школьного товарища. Седые волосы и большие залысины, массивный крючковатый нос придавали его лицу семитские черты.
При первой встрече с Иннокентием он, заметив, что тот пристально рассматривает его, сказал: «Мой нос не только вас смущает. Нацисты видеть его не могли, двадцать семь раз назначали медицинские исследования: не течет ли во мне иудейская кровь».
Вечер накануне приезда Сергея Иннокентий провел у Курта.
Слабостью Фишера был чай с лимоном. Иногда он посмеивался над собой: «В Мюнхене, который на весь свет славится баварским пивом, я пью чай. Странно, не правда ли? Нет? Тогда прошу к столу...» И как правило, все беседы велись за стаканом душистого чая.
Усадив Иннокентия против себя, Фишер говорил:
— Когда старый Конрад назначил Бланка уполномоченным по вопросу размещения оккупационных войск, я подумал: это начало ремилитаризации Германии. Так оно и случилось. Вчера объявлено о назначении Бланка на пост министра обороны, и все стало ясно.
— Я думаю, союзники не допустят, чтобы Германия вновь имела сильную армию.
— Ты-то думаешь, а вот Конрад так не думает, делает свое дело... Ну, давай еще подолью чайку.
Фишер не спеша наполнил стакан, повернулся к жене, которая неслышно примостилась на тахте и листала альбом.
— Берта, не хочешь стаканчик?
ebooksa