Без вести...

22
18
20
22
24
26
28
30

И, понимаешь, понесли всякую гадость о нашей родине. Где ж тут стерпеть? Я и бросил им в морду:

— Сволочь фашистская!

Полицай на меня с резиновой дубинкой. Я ему что было силы сунул в подбородок, он только крякнул, и — как подкошенный.

Больше ничего не помню. Очнулся в тюремной камере. Там же объявили решение суда.

Лагерный «суд», — слышишь, суд! — назначил двадцать пять плетей и десять суток строгого ареста. Вот так-то, старина, так на невольничьем рынке в Европе расправляются с нами, с рабами.

Наконец нас доставили к морю и как скот погрузили в трюм морского парохода.

Но всему приходит конец. Вот и она, Австралия! Живем в рабочем поселке на окраине Сиднея. Чудесный морской климат, но много грязи. Воздух тяжелый, вонючий. Огромный мясоконсервный комбинат кормит всех горемык поселка. Я получил должность убойщика, веселое дело, правда? Не стану описывать свою работу...

Помнишь, в ту последнюю ночь я говорил тебе: «Еду в Россию через Австралию»?

Но... Опять это но...

Но год тому назад советское посольство в Австралии было закрыто: мелкий служащий русского посольства, заграбастав крупную сумму денег, попросил убежища у здешнего правительства. Его фамилия Дятлов. Себя он называет «руководителем шпионского центра». Вот уже год идет шум вокруг этого дела. Назначена «комиссия для расследования шпионажа».

Многие люди, с кем мне приходилось беседовать, считают, что Дятлов — старый агент австралийской разведки.

На пресс-конференции премьер Мензис признал, что Дятлов задолго до «побега» получил от заместителя начальника австралийской службы безопасности Ричардса пять тысяч фунтов.

Фальшивки, которые шпион пытался выдать за «документы», оказались состряпанными австралийской разведкой.

Ну а мне-то легче от этого? Придется ждать лучших дней.

Люся писала письма своим родным. От них ничего нет. Видимо, через «железный занавес» нелегко пробиться.

Друг мой, не теряй связи с нами, ты у нас один, кому мы можем писать всю правду. Огляжусь хорошенько и грохну тебе целую повесть о тутошних делах.

Обнимаем, целуем. Люся и Сергей Пронькины».

Дочитав письмо, Иннокентий долго сидел, уставившись в одну точку. Вновь тяжело стало на сердце: человек без родины, никому ты не нужен, никто не придет тебе на помощь.

«Письма не пробились через «железный заслон», — повторил он про себя. — Может, и правда Россия отгородилась от всего мира? Ах, к черту все эти мысли!

И тут же грустно улыбнулся: «Никуда ты не уйдешь от них, от этих мыслей. Посоветоваться, поговорить бы с верным другом...»