Тѣло было снесено въ ратушу Виргиніи, въ темную комнату, и едва успѣли положить его, какъ примчалась несчастная подруга покойнаго; послѣ этой быстрой и бѣшеной ѣзды пришлось понять, что поздно, что все уже кончено и что она — горемъ убитая вдова! Отчаяніе и надрывающіе сердце крики ея были доказательствомъ ея глубокой привязанности къ потерянному мужу и долго не могла она придти въ себя и возстановить свои силы.
Есть странная черта въ характерѣ такихъ буйныхъ удальцовъ, черта положительно непостижимая. Настоящій буйный удалецъ одаренъ храбростью, а между тѣмъ онъ самымъ низкимъ образомъ старается воспользоваться неловкимъ положеніемъ врага; вооруженный и свободный, онъ будетъ стоять смѣло передъ толпою и драться съ нею до послѣдней капли крови, а между тѣмъ, безпомощно стоя у висѣлицы, онъ будетъ плакать и молить о пощадѣ, какъ ребенокъ. Нетрудно назвать Слэда трусомъ (осужденные, не умѣющіе умирать, быстро получаютъ названіе трусовъ и легкомысленныхъ людей), въ особенности, когда читаешь о немъ, что „осужденный былъ на видъ такъ изнуренъ и утомленъ постояннымъ плачемъ, воплемъ, рыданіями и жалобами, что едва могъ стоять подъ роковой перекладиной“, сейчасъ же это позорное слово просится на языкъ, но, судя по поведенію его въ Скалистыхъ Горахъ, гдѣ онъ, убивая и застрѣливая товарищей и вождей бродягъ, легко подвергался ихъ мщенію и между тѣмъ никогда не прятался и не бѣжалъ отъ нихъ. Слэдъ доказалъ, что онъ человѣкъ безподобной храбрости. Какой трусъ сдѣлалъ бы это? Много извѣстныхъ трусовъ, малодушныхъ, грубыхъ и развращенныхъ, говорили предсмертное слово безъ содроганія голоса и переходили въ вѣчность какъ бы въ самомъ спокойномъ состояніи; вѣдь не высоконравственное чувство храбрости поддерживало этихъ мало развитыхъ людей? Итакъ, если высоконравственное чувство храбрости не есть необходимое качество для встрѣчи смерти, то чего же именно недоставало этому смѣлому Сладу, этому кровожадному, отчаянному, вмѣстѣ съ тѣмъ учтивому и вѣжливому джентльмену, который никогда не смущался предупредить своихъ самыхъ опасныхъ враговъ о томъ, что онъ убьетъ ихъ гдѣ бы то ни было и когда бы то ни было, при первой встрѣчѣ? Это загадка, надъ которой стоитъ призадуматься.
ГЛАВА XII
Какъ разъ передъ станціей, гдѣ слѣдовало завтракать, мы нагнали партію переселенцевъ мормоновъ въ тридцать три обоза; около сотни мужчинъ, женщинъ и дѣтей въ грубыхъ одеждахъ, съ мрачными лицами, уныло шли, подгоняя свое разбросанное стадо коровъ, и шли день за день цѣлыхъ восемь томительныхъ недѣль, проходя въ это время пространство, которое мы проѣхали въ восемь дней и три часа, 798 миль! Они были всѣ въ пыли, растрепанные, немытые, съ непокрытыми головами и съ разодраннымъ платьемъ; они казались страшно утомленными.
Послѣ завтрака мы выкупались въ Horse-Creek (Лошадиный ручей), въ чистомъ, прозрачномъ ручьѣ — неоцѣненная для насъ роскошь, такъ какъ очень рѣдко случалось, чтобы нашъ дилижансъ останавливался гдѣ-нибудь достаточно долго, чтобы мы могли доставить себѣ такое удовольствіе. Мы мѣняли лошадей десять или двѣнадцать разъ въ сутки, мѣняли муловъ, лучше сказать, шесть муловъ, и каждый разъ перепряжка продолжалась не болѣе четырехъ минутъ. Это было весело. Какъ только нашъ дилижансъ подъѣзжалъ къ станціи, въ то же время шесть муловъ уже въ сбруяхъ выступали изъ конюшни, и можно сказать, что въ одно мгновеніе прежняя упряжка замѣнялась свѣжей и мы снова катили далѣе.
Послѣ полудня мы проѣхали ручей «Прѣсныя Воды» (Sweetwater-Creek), утесъ «Независимости» (Independence Bock), «Чортовы Врата» и «Чортовъ Провалъ» (Devil"s Gate и Devil"s Gap). Послѣдніе два были живописны своею грубою и суровою природою. М_ы н_а_х_о_д_и_л_и_с_ь т_е_п_е_р_ь в_ъ с_а_м_о_й с_е_р_е_д_и_н_ѣ С_к_а_л_и_с_т_ы_х_ъ Г_о_р_ъ. Проѣхали также «Alkali» или Содовое озеро (Soda Lake) и пришли къ тому убѣжденію, что путешествіе по бѣлу свѣту совершили мы немалое; тутъ кучеръ передалъ намъ, что мормоны часто пріѣзжаютъ сюда изъ города Большого-Соленаго-Озера-Сити, чтобы вытаскивать saleratus. Нѣсколько дней тому назадъ они собрали порядочное количество saleratus со дна (это было на высохшемъ озерѣ), нагрузили двѣ фуры и повезли въ городъ Соленое-Озеро, и эту, ничего не стоющую имъ дрянь продавали за 25 центовъ фунтъ.
Ночью проѣхали мы любопытное явленіе. природы; мы слышали о немъ дня два подъ-рядъ и жаждали скорѣе увидѣть. Это былъ какъ бы природный ледникъ. Былъ августъ мѣсяцъ и днемъ всѣ изнемогали отъ жары, однако, на одной изъ станцій можно было по склону горы, защищенному отъ вѣтра цѣлыми рядами валуновъ, вскопавъ грунтъ глубиною въ 6 дюймовъ, напасть на глыбы льда, крѣпко и плотно замерзшаго и чистаго, какъ кристаллъ!
На разсвѣтѣ, когда мы сидѣли уже съ поднятыми сторами, наслаждаясь утреннимъ куреніемъ и любуясь великолѣпной картиной восхода солнца, лучи котораго, постепенно являясь, ласкали рядъ горныхъ вершинъ, то сіяя, то скользя по утесамъ и верхушкамъ, какъ будто невидимый Творецъ обозрѣвалъ своихъ сѣдыхъ ветерановъ, а они почтительно ему улыбались, мы поднялись и глазамъ нашимъ представился городъ Южный Пассъ-Сити (Suth Pass City). Содержатель гостинницы, почтмейстеръ, кузнецъ, мэръ города, полицейскій, городской судья и главный гражданинъ и землевладѣлецъ все это вмѣстѣ явился насъ радостно привѣтствовать, за что мы ему пожелали добраго утра. Онъ сообщилъ намъ новости про индѣйцевъ, про Скалистыя Горы, а мы ему взамѣнъ передали, что дѣлалось въ степяхъ. Когда онъ удалился къ себѣ въ своемъ одинокомъ величіи, мы уже опять летѣли по горамъ. Южный Пассъ-Сити состоялъ изъ четырехъ деревянныхъ домиковъ, одинъ изъ нихъ не былъ оконченъ, а джентльмэнъ, исполняющій всѣ вышесказанныя должности, былъ главнымъ между десятью жителями города. Подумайте только, содержатель гостинницы, почтмейстеръ, кузнецъ, мэръ города, полицейскій, судья и главный гражданинъ города — все это сосредоточивалось въ одномъ лицѣ. Бемисъ нашелъ, что онъ изображаетъ изъ себя «отличный револьверъ системы Allen, начиненный разными достоинствами, и онъ же рѣшилъ, что если бы пришлось умереть почтмейстеру или кузнецу, или кузнецу и почтмейстеру одновременно, то жители города еще могли бы это перенести, но если пришлось бы умирать всѣмъ вмѣстѣ, то такая потеря для общества была бы ужасна.
На двѣ мили выше Южнаго Пассъ-Сити мы увидѣли въ первый разъ то диво и чудо, съ которымъ не путешествующее юношество знакомится по учебникамъ и книгамъ, но видя которое собственными глазами, бываетъ всетаки поражено, — это снѣгъ среди самаго лѣта. Мы были теперь на значительной вышинѣ, вблизи облаковъ, и знали очень хорошо, что должны встрѣтить высокія вершины, покрытыя „вѣчнымъ снѣгомъ“, что такъ всѣмъ хорошо извѣстно по описаніямъ, но однако, когда я увидѣлъ ихъ вдали величественно блестѣвшими на солнцѣ и зналъ время года, а по случаю сильной жары долженъ былъ скинуть сюртукъ, то всетаки былъ изумленъ, какъ будто бы впервые слышалъ, что въ августѣ можетъ лежать гдѣ-нибудь снѣгъ. Правда, „видѣть, значитъ вѣрить“, многіе проживутъ всю жизнь, воображая, что вѣрятъ нѣкоторымъ общепринятымъ и установившимся истинамъ и никогда не будутъ подозрѣвать, что если бы они встали лицомъ къ лицу съ этими истинами, они бы убѣдились въ томъ, что въ д_ѣ_й_с_т_в_и_т_е_л_ь_н_о_с_т_и не вѣрили въ нихъ, но только воображали, что вѣрили. Вскорѣ безчисленное множество вершинъ представилось нашимъ взорамъ, окутанное блестящимъ снѣгомъ, и тамъ и сямъ въ тѣни, по склону горъ виднѣлись небольшія мѣстечки, покрытыя снѣгомъ, мѣстечки, какъ казалось, не больше дамскаго носового платка, а въ дѣйствительности величиною въ большую площадь.
Наконецъ, мы добрались въ самомъ дѣлѣ до знаменитаго Южнаго Пасса и весело неслись высоко надъ грѣшнымъ міромъ. Мы находились на высочайшей оконечности главнаго хребта Скалистыхъ Горъ, куда долго пробирались и терпѣливо лѣзли дни и ночи; вокругъ насъ толпилось собраніе какъ бы королей природы, возвышавшихся на десять, двадцать и даже тридцать тысячъ футовъ, — величественные старцы, которые, если бы желали въ сумеркахъ посмотрѣть на Вашингтонскую гору, то должны были бы нагнуться. Мы были на такой воздушной высотѣ, что люди на землѣ какъ бы ползали, и когда преграждающіе утесы не мѣшали нашему кругозору, намъ казалось, что мы можемъ видѣть вселенную и любоваться на весь земной шаръ съ его горами, морями и сушею, разстилающейся таинственно сквозь лѣтній туманъ. Стоя на Пассѣ за облаками, онъ напоминалъ долину, въ одномъ же мѣстѣ скорѣе походилъ на перекинутый висячій мостъ, откуда мы видѣли, какъ возвышалась около насъ съ обѣихъ сторонъ треть двухъ или трехъ величественныхъ пурпуровыхъ вершинъ, и намъ казалось, что подойди мы къ самому краю и посмотри внизъ, то взорамъ нашимъ представятся въ глубинѣ прячущіяся массы горъ, равнины и тянущіяся у подошвы ихъ долины. Эти грозные султаны были убраны чалмами изъ безпорядочной массы облаковъ, которыя то оторвутся, то разорванными клочками несутся, набрасывая тѣни всюду по своему пути; задѣвая тутъ и тамъ встрѣчныя вершины, они покрываютъ ихъ, постепенно скользя уходятъ, обнаруживая снова пурпуровыя верхушки, украшенныя новымъ слоемъ снѣга. Эти огромные клоки облаковъ шли такъ низко, что, окутывая голову наблюдателя, заставляли его, невольно содрогаясь, отступить.
Съ того мѣста, о которомъ я говорю, можно было видѣть подъ собою цѣлый міръ какъ бы уменьшенныхъ скалъ и долинъ, ведущихъ внизъ, все ниже и ниже въ неопредѣленную даль, къ степи, гдѣ дорога казалась ниткой, гдѣ деревья походили на пучки перьевъ: эта была красивая картина при солнечномъ освѣщеніи, но все со спускающимся мракомъ, который затемнялъ очертанія все сильнѣе и сильнѣе подъ темнымъ сводомъ надвигающейся грозы; тогда, если ничто не преграждало и не портило вида, съ высоты стоящаго, онъ могъ наблюдать за разразившейся бурей, видѣть молніи, перебѣгавшія со скалы на скалу, ливень, падающій внизъ по долинамъ и слышать громъ и раскаты его. Мы видѣли все это; вещь обыкновенная для многихъ, но для насъ это было новостью.
Мы весело катили дальше и въ скоромъ времени на самой верхушкѣ (хотя всѣ онѣ въ продолженіе получасовой ѣзды были для насъ верхушками, стоящими подъ однимъ уровнемъ) мы подъѣхали къ ключу, который раздѣлялся на два источника, воды ихъ направлялись въ двѣ противоположныя стороны. Одинъ изъ этихъ источниковъ, какъ говорилъ кондукторъ, протекалъ на западъ въ Калифорнскій заливъ къ Тихому океану, пробѣгая сотни и даже тысячи миль по необитаемымъ степямъ. Онъ говорилъ, что другой источникъ, выходя изъ снѣговыхъ вершинъ, направлялся на востокъ, дѣлая столь же длинное путешествіе, и мы знали, что со временемъ успѣемъ позабыть о существованіи этой рѣченки, а она, все неутомимо продолжая свое теченіе внизъ по горамъ и долинамъ, мало-по-малу соединится съ широкимъ Миссури, потомъ продолжить свое направленіе черезъ неизвѣстныя равнины, степи и никѣмъ не посѣщаемыя дикія страны; послѣ чего вновь покажется между обмелѣвшими деревьями и песчаными отмелями, чтобы вступить въ Миссиссипи, слегка обмывъ пристань Сентъ-Луисъ, пойдетъ далѣе, проходя снова по мелямъ и по скалистымъ ущельямъ, по нескончаемымъ цѣпямъ бездонныхъ и обширныхъ извилинъ, по лѣсамъ, по таинственнымъ дорожкамъ, опять по мелямъ, окаймленнымъ широкимъ пространствомъ блестящаго сахарнаго тростника, черезъ Новый Орлеанъ, снова черезъ цѣпи и наклоны, чтобы, наконецъ, усталой, взволнованной, перенеся и горе и радости, броситься въ заливъ и успокоиться въ тропическомъ морѣ, гдѣ безъ всякаго сожалѣнія никогда болѣе не вспомнитъ о своихъ снѣговыхъ вершинахъ.
Я сорвалъ листочекъ и бросилъ его въ рѣку, мысленно посылая привѣтъ своимъ друзьямъ на родинѣ, но безъ марки онъ былъ вѣрно гдѣ-то задержанъ.
На вершинѣ мы обогнали большой обозъ переселенцевъ, усталыхъ мужчинъ и женщинъ и изнуренныхъ овецъ и коровъ. Въ печальномъ и запыленномъ наѣздникѣ во главѣ этой экспедиціи я узналъ Джона. Меньше всего я могъ ожидать встрѣтить его на вершинѣ Скалистыхъ Горъ, за тысячу миль отъ дома. Мы были однокашники и много лѣтъ дружили, но мальчишеская выходка съ моей стороны порвала эту дружбу, и она уже болѣе; никогда не возобновлялась. А дѣло было такъ. Я имѣлъ обыкновеніе посѣщать иногда одного знакомаго редактора, комната котораго была въ третьемъ этажѣ, окнами на улицу. Однажды редакторъ далъ мнѣ арбузъ, который я тотчасъ же росположился уничтожить, но, посмотрѣвъ нечаянно въ окно, увидалъ Джона, стоящаго подъ самымъ окномъ, и у меня явилось непреодолимое желаніе бросить ему этотъ арбузъ на голову, что я и сдѣлалъ. Я не былъ въ выигрышѣ, потому что арбузъ мой пропалъ, а Джонъ не простилъ мнѣ этой шутки, и мы, прекративъ всякое сношеніе, разстались съ нимъ, и теперь вдругъ встрѣтились при такихъ обстоятельствахъ.
Мы тотчасъ же узнали другъ друга и горячо обнялись, какъ будто никогда и тѣни никакой ссоры не было между нами. Всякая вражда исчезла, и одного того, что мы встрѣтились на чужой сторонѣ такъ далеко отъ дома, было достаточно, чтобы мы забыли всѣ непріятности и разстались опять съ теплымъ чувствомъ другъ къ другу, пожелавъ обоюдно скораго свиданія и счастливаго пути.
Мы поднимались томительными часами по склонамъ Скалистыхъ Горъ, теперь же мы спускались, и спускались довольно быстро.
Мы оставили за собою горы Виндъ-Риверъ Маунтэнзъ (Wind River Mountains) и Онта Маунтэнзъ (Unta Mountains) и ѣхали все время красивою мѣстностью, гдѣ часто бѣлѣлись скелеты муловъ и быковъ, слѣды бывшаго когда-то здѣсь переселенія, а мѣстами виднѣлись положенные камни и деревянные обрубки, которые, по словамъ кучера, обозначали мѣсто упокоенія болѣе драгоцѣнныхъ останковъ. Это было одно изъ самыхъ уединенныхъ мѣстъ для могилъ! Страна кайота и ворона, иначе сказать, страна тоски и полнаго одиночества. Въ сырую, темную ночь эти разбросанные скелеты зловѣще блестѣли, какъ будто степь была усыпана слабымъ свѣтомъ звѣздъ; происходило это отъ содержанія фосфора въ костяхъ. Но никакія ученыя объясненія не въ состояніи удержать человѣка отъ чувства содроганія, когда онъ близко проѣзжаетъ мимо таинственныхъ огней и знаетъ, что они исходятъ изъ скелета.
Въ полночь пошелъ дождь, и я никогда ничего не видѣлъ подобнаго, впрочемъ, и видѣть не могъ, потому что было совсѣмъ темно. Мы спустили сторы и даже заткнули всѣ щели своимъ платьемъ и всетаки, несмотря на эту предосторожность, дождь проникалъ въ двадцати мѣстахъ. Не было никакого спасенія; если мы спасали ноги отъ воды, то навѣрно подвергали спину наводненію, спасая спину, мочили что-нибудь другое. Если кто изъ насъ выскакивалъ изъ подъ мокраго одѣяла и садился, то тому, на-вѣрно, струя воды проникала за воротъ. Между тѣмъ карета тихо подвигалась по степи, ныряя въ промоинахъ, такъ какъ кучеръ, благодаря темной ночи, не могъ держаться дороги, а буря такъ, безжалостно бушевала, что не было возможности сдержать лошадей. Какъ только мы потеряли слѣдъ, кондукторъ зажегъ фонари, чтобы отыскать дорогу, но при первой попыткѣ свалился въ оврагъ, въ четырнадцать футовъ глубины, и фонарь, какъ метеоръ, послѣдовалъ за нимъ. Долетѣвъ до дна, онъ оттуда закричалъ неистовымъ голосомъ:
— Не ѣздите сюда!
На что кучеръ, смотря на оврагъ, въ которомъ тотъ исчезъ, съ негодованіемъ отвѣтилъ:
ebooksa