Теперь проницательный читатель пойметъ безъ всякихъ объясненій, что спекулянтъ-промышленникъ не имѣлъ привычки приносить для испытанія худшій осколокъ скалы отъ своей руды (чтобъ легче продать ее), а дѣлалъ совершенно наоборотъ. Я видѣлъ многихъ разсматривающихъ и разыскивающихъ цѣлыми часами въ грудѣ почти ничего нестоящаго кварца, и подъ конецъ, находящихъ маленькій кусочекъ, величиною въ лѣсной орѣхъ, который обладалъ большимъ количествомъ золота и серебра, этотъ-то кусочекъ и сберегался для испытанія! Конечно, испытаніе доказывало, что тонна такой скалы будетъ давать сотни долларовъ, и вотъ на основаніи испытаній такихъ-то осколковъ много нечего нестоющихъ рудъ было продано.
Искусство отдѣлять металлы было дѣло весьма выгодное и потому многіе шли на эту должность, не имѣя особенныхъ научныхъ знаній или способностей. Одинъ пробирщикъ давалъ всегда такой результатъ отъ всѣхъ образчиковъ, ему приносимыхъ, что одно время пріобрѣлъ какъ бы монополію въ этомъ дѣлѣ. Но какъ всѣ люди, которые пользуются успѣхомъ, онъ сдѣлался предметомъ зависти и подозрѣнія. Другіе пробирщики составили заговоръ противъ него, посвятили въ эту тайну нѣкоторыхъ важныхъ гражданъ, желая доказать имъ честныя ихъ намѣренія, откололи кусокъ точильнаго камня и попросили отнести его популярному ученому, чтобъ подвернуть этотъ кусокъ испытанію черезъ огонь. Спустя часъ времени, результатъ сталъ извѣстенъ, оказалось, что тонна этой скалы будетъ давать 1.284,40 ф. серебра и 366,36 ф. золота!
Немедленно въ газетахъ появилась вся исторія, и популярный пробирщикъ покинулъ городъ черезъ два дня.
Надо упомянуть, между прочимъ, что я всего на всего пробылъ недѣлю на мельницѣ, къ концу которой объявилъ моему хозяину, что не могу болѣе оставаться, если не прибавитъ жалованья; что хотя я и полюбилъ это дѣло и пристрастился къ нему, что никогда еще другое занятіе въ такое короткое время не пріобрѣтало моего расположенія, болѣе чѣмъ это, и что хотя, по моему мнѣнію, ничего не давало такого большого простора умственному развитію, какъ наполненіе батарей и просѣваніе остатковъ, и ничего такъ не возбуждало нравственныя качества, какъ промываніе слитковъ золота и серебра и вымываніе покрывалъ, но, несмотря на все, я всетаки принужденъ просить прибавки жалованья.
Хозяинъ отвѣтилъ, что платитъ десять долларовъ въ недѣлю и находитъ, что сумма эта весьма хорошая. Сколько же мнѣ нужно?
Я сказалъ, что четыреста тысячъ долларовъ въ мѣсяцъ, при готовыхъ харчахъ и что это еще умѣренно сказано, въ виду тяжелаго времени.
Я былъ немедленно уволенъ. Однако, и теперь, когда вспоминаю тѣ дни и всю необычайно тяжелую работу, сдѣланную мною на этой мельницѣ, я только сожалѣю, что не просилъ у него семисотъ тысячъ жалованья.
Скоро послѣ этого я помѣшался, какъ и многіе другіе, на таинственной и чудесной «цементной рудѣ» и готовъ былъ воспользоваться какимъ бы то ни было случаемъ, чтобъ только отыскать ее.
ГЛАВА XXXVII
Предполагалось, что гдѣ-то въ окрестностяхъ Моно озера или Моно Лэка находилась чудесная цементная руда Уайтмэна. По временамъ распространялся слухъ, что Уайтмэнъ, переодѣтый, тайно проѣхалъ въ глухую ночь черезъ Эсмеральду, — это извѣстіе всѣхъ волновало до крайности, предполагали, что онъ, вѣроятно, направился къ своей секретной рудѣ, и находили, что теперь именно время, когда можно было прослѣдить его. Нѣсколько часовъ послѣ разсвѣта всѣ лошади, мулы и ослы въ окрестности были куплены, наняты или украдены, и половина населенія отправлялась въ горы, чтобъ не пропустить слѣдовъ Уайтмэна. Но Уайтмэнъ, какъ бы безъ цѣли, бродилъ по горамъ и ущельямъ нѣсколько дней подъ-рядъ, а тѣмъ временемъ истощалась провизія и необходимо было вернуться домой. Я помню, однажды при мнѣ въ одиннадцать часовъ ночи прошелъ слухъ, что Уайтмэнъ только-что проѣхалъ; черезъ два часа улицы, до тѣхъ поръ почти пустынныя, наполнились народомъ и животными. Каждый желалъ удержать секретъ и только позволялъ себѣ на ухо передавать сосѣду, что Уайтмэнъ проѣхалъ и, гораздо раньше разсвѣта — замѣтьте, въ серединѣ зимы — станъ покидался и все населеніе уходило въ погоню за Уайтмэномъ.
Преданіе гласило, что когда-то, въ самомъ началѣ эмиграціи, болѣе двадцати лѣтъ тому назадъ, трое братьевъ, молодыхъ нѣмцевъ, спаслись отъ нападенія индѣйцевъ въ степяхъ и бродили въ пустынѣ, избѣгая всѣ тропинки и дороги, а шли просто по направленію къ западу, въ надеждѣ дойти до Калифорніи прежде, чѣмъ умереть съ голоду или отъ изнеможенія. Однажды, въ одномъ ущельѣ горы, сѣли они отдохнуть, одинъ изъ нихъ замѣтилъ жилу цемента, пробѣгавшую вдоль почвы и наполоненную кусками тусклаго желтаго металла. Они поняли, что это было золото и что тутъ достаточно одного дня, чтобъ пріобрѣсть цѣлое состояніе. Жила была въ окружности въ мостовую тумбу и двѣ трети ея были чистое золото. Каждый фунтъ этого замѣчательнаго цемента стоилъ не менѣе двухсотъ фунтовъ. Братья какъ могли, такъ и нагрузились этимъ цементомъ, каждый взялъ по двадцати пяти фунтовъ, потомъ замели всякій слѣдъ къ жилѣ, сдѣлали грубый планъ мѣстности и отмѣтили главныя межи въ окрестности и снова направили свой путь къ западу. Но съ тѣхъ поръ невзгоды посыпались на нихъ. Во время пути одинъ изъ братьевъ упалъ и сломалъ себѣ ногу, остальные, присужденные продолжать свой путь, оставили его умирать въ пустынѣ. Второй изнемогъ отъ голода и усталости, отказался отъ всего и прилегъ ожиданіи смерти, и только черезъ двѣ или три недѣли третій, послѣ разныхъ испытаній и невѣроятныхъ лишеній, достигъ поселенія Калифорніи, но, изнуренный и больной, потерялъ разсудокъ отъ всѣхъ страданій. Онъ побросалъ весь свой цементъ, исключая нѣсколькихъ кусковъ, но и этихъ было достаточно, чтобы свести съ ума все общество. Ничего не могло убѣдить его указать дорогу въ эту мѣстность, очевидно, страна цемента ему была невыносима. Онъ считалъ себя счастливѣйшимъ человѣкомъ, что могъ работать изъ-за жалованья въ одной фермѣ; однако, онъ передалъ Уайтмэну свой планъ, описалъ мѣсто, какъ могъ, и этимъ перенесъ проклятіе на этого джентльмэна, потому что, когда я случайно увидалъ мистера Уайтмэна на Эсмеральдѣ, онъ уже двѣнадцать или тринадцать лѣтъ разыскивалъ цементную руду и при этомъ испыталъ многое: и голодъ, и жажду, нищету и болѣзнь. Одни говорили, что онъ давно нашелъ руду, другіе же говорили обратное. Я видѣлъ кусокъ этого цемента, онъ былъ величиною съ мой кулакъ и былъ весьма соблазнителенъ, цементъ этотъ былъ данъ Уайтмэну молодымъ нѣмцемъ. Куски самороднаго золота были въ немъ, какъ виноградъ въ сладкомъ фруктовомъ кэксѣ. Пользоваться такою рудою, имъ на нее привилегію, достаточно было бы одной недѣли человѣку съ благоразумными желаніями.
Новый товарищъ нашъ, мистеръ Хигбай, зналъ Уайтмэна хорошо съ виду, а одинъ пріятель нашъ, мистеръ Вэнъ Дорнъ, былъ очень хорошо съ нимъ знакомъ и имѣлъ обѣщаніе отъ Уайтмэна въ слѣдующую экспедицію тайно получить отъ него извѣстіе объ этомъ, чтобы успѣть во-время присоединиться къ нему. Вэнъ Дорнъ условился сообщить намъ о времени экспедиціи. Однажды вечеромъ зашелъ къ намъ Хигбай, сильно возбужденный, и сказалъ, что видѣлъ Уайтмэна въ городѣ, переодѣтымъ и представляющимся пьянымъ. Черезъ нѣсколько времени вошелъ Вэнъ Дорнъ и подтвердилъ его предположеніе; тогда мы собрались всѣ въ нашей хижинѣ и, сидя тѣсно другъ около друга, внушительнымъ шепотомъ излагали наши намѣренія.
Рѣшено было выѣхать изъ города тихо, послѣ полуночи, и раздѣлиться на двѣ или на три маленькія партіи, чтобы не привлечь ничье вниманіе, и встрѣтиться на разсвѣтѣ, на мѣстѣ, называемомъ «Раздѣленіе», открывающимъ видъ на Моно-Лэкъ; всего восемь или девять миль пути. Мы должны были безъ шума двинуться въ дорогу и ни подъ какимъ видомъ не разговаривать, развѣ только шепотомъ. Предполагалось, что на этотъ разъ появленіе Уайтмэна было неизвѣстно въ городѣ и что никто не подозрѣвалъ о проектируемой экспедиціи. Нашъ конклавъ разошелся въ 9 часовъ и мы принялись за приготовленія къ отъѣзду, усердно и тайно. Въ одиннадцать часовъ мы осѣдлали лошадей, привязали ихъ на длинные повода и потомъ стали выносить провизію, взяли окорокъ свинины, мѣшокъ бобовъ, небольшой мѣшокъ кофе, сахару, сто фунтовъ муки въ разныхъ мѣшкахъ, нѣсколько оловянныхъ чашекъ, кофейникъ, сковороду и еще нѣкоторые необходимые предметы. Всѣ эти вещи были уложены и сложены на спину вьючной лошади, и если кто не былъ обученъ испанскимъ адептомъ вьючить лошадь, пусть никогда не надѣется сумѣть это сдѣлать, разсчитывая на соображеніе и ловкость. Оно немыслимо. Хигбай хотя и былъ опытенъ въ этомъ дѣлѣ, но далекъ до совершенства. Онъ взвалилъ грудою на вьючное сѣдло все взятое нами имущество и сталъ связывать его, а потомъ привязывать все вмѣстѣ вдоль и поперекъ лошади, туго подтягивая, такъ что бока животнаго стянулись и оно вздохнуло, съ трудомъ переводя духъ; но, несмотря на всѣ старанія, ремни, подтянутые въ одномъ мѣстѣ, непремѣнно ослабѣвали въ другомъ. Мы такъ и не могли достигнуть туго привязать нашу поклажу; сладили, наконецъ, какъ умѣли, и двинулись въ путь молча, каждый отдѣльно. Ночь была темна. Мы держались середины дороги, прошли рядъ хижинъ и каждый разъ, какъ какой-нибудь рудокопъ подходилъ къ своей двери, я дрожалъ отъ волненія, боясь, что свѣтъ выдастъ насъ и возбудитъ въ немъ любопытство. Къ счастью, ничего такого не случилось. Постепенно мы стали подниматься въ гору, направляясь къ «Раздѣленію», селенія стали попадаться рѣже и разстояніе между ними дѣлалось длиннѣе, тогда только я легко вздохнулъ и освободился отъ тяжелаго состоянія чувствовать себя воромъ или разбойникомъ. Я велъ вьючную лошадь и ѣхалъ сзади послѣднимъ. По мѣрѣ того, какъ подъемъ горы возвышался, лошадь дѣлалась болѣе безпокойна и недовольна своимъ грузомъ, тянула назадъ и этимъ замедляла ходъ. Вскорѣ, благодаря темнотѣ, я потерялъ товарищей изъ виду и началъ безпокоиться. Сначала лаской, а потомъ и плеткой, я, наконецъ, достигъ, что лошадь побѣжала рысью, но тутъ зазвенѣли кастрюли и чашки, она испугалась этого звука и понесла. Длинный поводъ ея былъ привязанъ къ моему сѣдлу и когда она понесла, то сдернула меня поводомъ съ сѣдла и оба животныя быстро удалились, оставивъ меня одного. Впрочемъ, я не былъ одинъ, развязавшійся вьюкъ упалъ съ лошади и лежалъ около меня. Это случилось какъ разъ около послѣдней хижины, жилья. Рудокопъ, вышедшій изъ домика, крикнулъ:
— Эй, кто тамъ?
Я былъ въ тридцати шагахъ отъ него, и зналъ, что онъ не можетъ видѣть меня въ темнотѣ, и потому лежалъ спокойно. Вскорѣ другая голова показалась въ дверяхъ освѣщенной хижины и оба человѣка направились въ мою сторону, они остановились въ десяти шагахъ и одинъ изъ нихъ сказалъ:
— Тс!.. Слушайте.
Я думаю, я не могъ бы себя чувствовать болѣе въ прискорбномъ положеніи даже тогда, если бы дѣйствительно былъ преступникомъ и бѣжалъ отъ правосудія. Рудокопы усѣлись на камень, хотя трудно было различить, что они дѣлаютъ. Одинъ изъ нихъ сказалъ:
— Я слышалъ шумъ, ясно слышалъ его и, кажется, тутъ, по этому направленію.
Брошенный камень пролетѣлъ надъ моею головою. Я плотнѣе прилегъ къ землѣ и думалъ себѣ: «если бы ты лучше мѣтилъ, то услыхалъ бы снова шумъ». Въ душѣ я проклиналъ всѣ тайныя экспедиціи и далъ себѣ слово, что эта будетъ моя послѣдняя, хотя бы всѣ Сіерры были покрыты жилами цемента. Опять одинъ изъ рудокоповъ сказалъ:
— Вотъ что я вамъ скажу, слушайте! Уэлчъ зналъ, что говорилъ, когда сказалъ, что видѣлъ Уайтмэна сегодня. Я слышалъ топотъ лошадей, вотъ какого рода былъ слышанный мною шумъ. Я лучше прямо пойду къ Уэлчу.
ebooksa