Выдержал, или Попривык и вынес

Они ушли и я обрадовался, мнѣ совершенно безразлично было, куда они пошли, лишь бы ушли, пусть идутъ къ Уэлчу, чѣмъ скорѣе, тѣмъ лучше. Какъ только они заперли за собою двери въ хижину, мои товарищи выступили изъ мрака; оказывается, они лошадей поймали и ждали удобной минуты, чтобы показаться. Мы опять взвалили поклажу на лошадь и вышли на дорогу, къ разсвѣту достигли «Раздѣленія» и присоединились къ Вэнъ Дорну. Затѣмъ спустились въ долину Лэкъ и, чувствуя себя тутъ внѣ всякой опасности, остановились, чтобы закусить, такъ какъ были страшно голодны, утомлены и нуждались въ отдыхѣ. Тремя часами позднѣе все населеніе длинной вереницей потянулось мимо «Раздѣленія» и исчезло съ глазъ нашихъ, направляясь къ Лэку. Что дало поводъ ему подняться въ горы, мой ли несчастный случай или что другое, осталось намъ неизвѣстнымъ, одно только было достовѣрно, что секретъ обнаруженъ, и Уайтмэнъ рѣшилъ не идти этотъ разъ на поиски руды. Мы были этимъ обстоятельствомъ сильно огорчены.

Совѣтомъ, однако, рѣшено было не предаваться горю, а воспользоваться случаемъ и отдохнуть съ недѣлю около этого замѣчательнаго озера, котораго иногда зовутъ Моно, а иногда «Мертвымъ моремъ Калифорніи». Озеро это есть одно изъ странныхъ причудъ природы; оно, къ сожалѣнію, мало извѣстно и рѣдко бываетъ посѣщаемо, такъ какъ лежитъ далеко въ сторонѣ отъ всѣхъ проѣзжихъ дорогъ, къ тому же, не легко добраться до него, и только выносливые люди, способные перенести разныя неудобства, рѣшаются предпринять къ нему поѣздку. На второй день, утромъ, мы поѣхали кругомъ въ отдаленное и особенное мѣстечко, гдѣ ручей свѣжей и, какъ ледъ, холодной воды втекалъ въ озеро, спускаясь съ горы. Мы наняли большую лодку, взяли напрокатъ два ружья у одного одинокаго фермера, который жилъ въ десяти миляхъ, и предались созерцанію и отдохновенію. Мы скоро хорошо ознакомились съ этою мѣстностью и узнали всѣ особенности и прелести озера.

ГЛАВА ХХХVIII

Моно-Лэкъ лежитъ въ неприглядной и мертвой пустыни, на восемь тысячъ футовъ выше уровня моря, и не имѣетъ никакой растительности вокругъ; громадныя горы, верхушки которыхъ всегда покрыты облаками, стерегутъ его со всѣхъ сторонъ, стоя надъ нимъ вышиною въ двѣ тысячи футовъ. Это печальное, тихое и не судоходное море, этотъ одинокій обитатель самаго уединеннаго мѣстечка на землѣ лишенъ всякой красоты и живописности. Вы видите большое водяное пространство, имѣющее около ста миль въ окружности и немного сѣроватый оттѣнокъ; два острова посерединѣ изображаютъ возвышенія, покрытыя обожженной лавой, съ сѣроватыми берегами отъ наносовъ пемзы и пепла, и напоминаютъ собою саванъ мертваго вулкана, обширный кратеръ котораго поглотило озеро.

Глубина этого водяного пространства будетъ около двухъ сотъ футовъ, а вода въ своемъ безжизненномъ плесканіи такъ пропитана щелокомъ, что если вы обмакнете въ нее раза два самую запачканную одежду, то, вынувъ и выжавъ отъ воды, найдете ее совершенію чистой, какъ будто вымыта руками самой искусной прачки. Пока мы находились тутъ, стирка была не трудная. Мы привязывали наше бѣлье за кормой лодки и плыли по озеру около одной четверти мили; этого было достаточно, дѣло было сдѣлано, т. е. бѣлье вымыто. Когда поливали водой голову и при этомъ немного потирали ее, то волосы покрывались мыльной пѣной. Вода эта не хорошо дѣйствовала на ушибы и на ссадины. У насъ съ собою была породистая собака, у которой на тѣлѣ мѣстами слѣзла шерсть и показались раны, откровенно сказать, ранъ было болѣе, чѣмъ здоровыхъ мѣстъ; однажды она прыгнула черезъ бортъ лодки въ воду, чтобы избавиться отъ преслѣдованія мухъ, но разсчетъ ее былъ плохой. При такой болѣзни оно равносильно было, что броситься въ огонь. Алкалическая вода сразу защипала ей всѣ больныя мѣста и собака отъ боли стремительно направилась къ берегу. Она визжала, лаяла и выла, пока направлялась, а, дойдя до берега, бросила лаять, потому что вся излаялась, а алкалическая вода вымыла ей весь лай изъ внутренностей и, вѣроятно, собака не мало сожалѣла, что пустилась, на такое предпріятіе. Она бѣгала и кружилась все на одномъ мѣстѣ, рыла лапами землю, царапала воздухъ и дѣлала удивительные скачки, прыгая то назадъ, то впередъ самымъ необыкновеннымъ образомъ. Собака, какъ мнѣ было извѣстно, имѣла нравъ скорѣе серьезный и степенный, и я никогда не замѣчалъ въ ней столько прыткости и проворства. Наконецъ, она устремилась въ горы и съ такою быстротою, что мы рѣшили, что въ часъ сдѣлаетъ непремѣнно двѣсти пятьдесятъ миль, и, вѣроятно, продолжаетъ ихъ дѣлать и по сейчасъ, потому что назадъ не вернулась. Мы каждый день ищемъ и надѣемся наткнуться на ея останки.

Намъ нельзя пить воду Моно-Лэкъ, такъ какъ я говорилъ, что это чистѣйшій щелокъ, но индѣйцы этой мѣстности говорятъ, что ее пьютъ, и это замѣчаніе не лишено вѣроятія.

Въ этомъ озерѣ нѣтъ ни рыбъ, ни лягушекъ, ни змѣй, ни головастиковъ, рѣшительно ничего живого. Цѣлыми тысячами плавали по водѣ дикія утки и чайки, но подъ водою не было живого существа, кромѣ бѣлаго, перистаго червяка въ полдюйма длины, который напоминаетъ бѣлую нитку, раздерганную по бокамъ. Если вы зачерпнете галенконъ (мѣра въ 3 штофа) воду, то найдете въ ней ихъ болѣе пятнадцати тысячъ, они даютъ водѣ цвѣтъ сѣробѣловатый. Около этого озера есть муха, которая напоминаетъ нашу обыкновенную; мухи эти садятся на берегъ и съѣдаютъ выброшенныхъ водою червяковъ; во всякое время вы можете видѣть цѣлую полосу мухъ, на дюймъ глубины и на шесть футовъ ширины, и эта полоса простирается и ясно видна вокругъ всего озера; подумайте, полоса мухъ, имѣющая сто миль длины! Если вы бросите камень на нихъ, то ихъ поднимется такое множество, что какъ будто туча стоитъ передъ глазами. Утопить муху эту невозможно, потому что, сколько времени вы ее не держите подъ водой, она только выходитъ оттуда бодрѣе, и быстрымъ, своимъ появленіемъ на поверхность совершенно сухою напоминаетъ патентованные канцелярскіе доклады; мухи эти ходятъ и гуляютъ передъ вами совсѣмъ равнодушно и безпечно, какъ будто воспитаны были спеціально съ намѣреніемъ доставить особаго рода поучительное развлеченіе человѣчеству. Природа ничего не создаетъ даромъ, все видимое имѣетъ свой смыслъ и свое назначеніе: утки съѣдаютъ мухъ, мухи съѣдаютъ червей, индѣйцы ѣдятъ всѣхъ трехъ, дикія кошки съѣдаютъ индѣйцевъ, бѣлый людъ ѣстъ дикихъ кошекъ, и такъ все идетъ мирно и согласно.

Моно-Лэкъ отстоитъ отъ океана по прямому направленію ровно на сто миль, а между нимъ и океаномъ находятся одинъ или два ряда горъ; чайки каждую весну тысячами прилетаютъ туда, кладутъ яйца и выкармливаютъ птенцовъ своихъ; послѣ этого можно ожидать встрѣтить чаекъ и въ Канзасѣ. Замѣчу еще одну премудрость природы острова этого озера, ничего болѣе, какъ только масса лавы, покрытая пепломъ и пемзой и совершенно лишенная всякой растительности или чего такого, что могло бы горѣть; природа и тутъ показала свою заботливость. Сырыя яйца чаекъ ни на что не нужны, а вареныя ихъ можно ѣсть; на островѣ большого размѣра находится горячій источникъ, въ который, опустивъ яйцо на четыре минуты, вы вынимаете его уже совершенно сварившимся настолько, насколько требуется крутому яйцу. Въ десяти шагахъ отъ кипящаго источника есть другой, чистый холодный, пріятный на вкусъ и полезный для здоровья. Какъ видите, на этомъ островѣ ѣда и стирка ничего не стоятъ, и если бы природа не поскупилась и снабдила бы хорошимъ американскимъ слугою, который былъ бы угрюмый и неуслужливый и никогда не зналъ бы время обѣдовъ и ужиновъ или отхода поѣздовъ желѣзной дороги, или что бы то ни было, и гордился бы этимъ, я никогда не желалъ бы лучшаго помѣщенія.

Съ полдюжины маленькихъ горныхъ ручейковъ впадаютъ въ Моно-Лэкъ, но ни одна рѣчка не беретъ своего начала въ этомъ озерѣ. У него нѣтъ ни прилива, ни отлива, повидимому, и куда дѣваетъ оно свой излишекъ воды, есть тайна темная, не разслѣдованная.

Въ мѣстности около Моно-Лэкъ есть только два времени года, а именно: конецъ одной зимы и начало другой. Нѣсколько разъ (на Эсмеральдѣ) пришлось мнѣ видѣть и испытать рѣзкія перемѣны погоды; прелестное жаркое утро, термометръ показываетъ 90° въ восемь часовъ и потомъ къ вечеру, къ девяти часамъ, этотъ же самый термометръ падаетъ до 40°, снѣгъ идетъ и покрываетъ землю до 14 дюймовъ глубины. При самыхъ благопріятныхъ обстоятельствахъ въ маленькомъ городѣ Моно снѣгъ падаетъ непремѣнно по одному разу каждый мѣсяцъ; лѣтомъ климатъ тутъ настолько непостояненъ, что дама, вышедшая погулять, не можетъ предвидѣть, при какой погодѣ вернется, и хорошо сдѣлаетъ, если возьметъ въ одну руку вѣеръ, а въ другую высокія галоши.

Когда 4-го іюля жители участвуютъ въ процессіи, обыкновенно шествіе это бываетъ подъ снѣгомъ и они разсказываютъ вамъ, какъ объ обыденномъ явленіи, что если человѣку захотѣлось выпить грога, то ему продавецъ отпускалъ, отрубивъ кусокъ топоромъ и завернувъ его въ бумажку, какъ это дѣлаютъ съ сахарнымъ кленомъ. Разсказываютъ такъ, что старые пьяницы легко теряютъ свои зубы. Предполагаютъ, что они ломаютъ ихъ, ѣвши джинъ и пуншъ. Я не навязываю никому и не убѣждаю непремѣнно вѣрить этому разсказу, я просто передаю его, и за что купилъ, за то и продалъ. Но что я навязываю и убѣждаю непремѣнно повѣрить этому паденію снѣга 4-го іюля, потому что за достовѣрность этого явленія ручаюсь.

ГЛАВА XXXIX

Въ одно жаркое утро (мы находились теперь въ серединѣ лѣта) Хигбай и я сѣли въ лодку и пустились по озеру, намѣреваясь плыть къ островамъ, чтобъ ихъ осмотрѣть. Насъ давно тянуло это сдѣлать, но мы все отклоняли, боясь грозы, которая тутъ бываетъ довольно часто и настолько сильная, что легко можетъ опрокинуть обыкновенную небольшую лодку, какова была наша, а разъ попадешь въ эту воду, конечно, ожидай смерти, несмотря ни на какое искуство плавать, потому что эта вредная вода выѣла бы всѣ глаза и всѣ внутренности у человѣка. Плыть въ лодкѣ приходилось двѣнадцать миль до острововъ, — длинное, утомительное путешествіе, но утро было такое тихое и солнечное, а озеро гладкое, прозрачное и до того безжизненно-спокойно, что мы никакъ не могли устоять отъ искушенія. Итакъ, взявъ съ собою два оловянныхъ кувшина полныхъ воды (такъ какъ не знали расположенія острова и мѣсто ручья, по слухамъ находившагося на большомъ островѣ) и поплыли, Хигбай обладалъ сильными мускулами, гребъ легко, и лодка шла быстро, но, судя по времени нашего прибытія, мы положительно сдѣлали не двѣнадцать, а всѣ пятнадцать миль.

Мы причалили къ большому острову и вышли на берегъ. Стали пробовать воду въ кувшинахъ и нашли, что теплая погода ее испортила, она сдѣлалась солоновата и не годна для питья, мы ее вылили и начали искать ручей — чувство жажды сильно увеличивается разъ ясно, что нечѣмъ его немедленно утолить. Островъ былъ длинный, изображалъ возвышенность умѣренной вышины, покрытую пепломъ, ничѣмъ болѣе, какъ сѣрымъ пепломъ и пемзой, въ которые мы утопали по колѣна, при каждомъ шагѣ, а кругомъ повсюду вверху виднѣлись стѣны оголенныхъ скалъ самаго отвратительнаго вида. Когда мы дошли до верхушки и вошли внутрь стѣнъ, мы увидали мелкій, далеко простирающійся бассейнъ, дно котораго устлано было пепломъ и только кое-гдѣ, вродѣ заплатъ, мелкимъ пескомъ. Мѣстами, между расщелинами скалъ, замѣчательно живописно виднѣлся паръ, ясно доказывающій этимъ, что хотя прежній кратеръ потухъ и бездѣйствуетъ, но что тамъ существуетъ еще подземный огонь. Близъ одной такой струи пара стояло дерево, единственное на всемъ островѣ, маленькая сосна, красивая и замѣчательно симметричная; цвѣтъ листьевъ ея имѣлъ прелестный зеленый оттѣнокъ; паръ, проходившій между вѣтвями, покрывалъ ихъ постоянно влагою. Этотъ красивый и мощный изгнанникъ совсѣмъ не подходилъ къ окружающей его природѣ. Онъ собою напоминалъ, веселое живое существо, среди печали и скорби.

Мы усердно разыскивали вездѣ ручей, ходили раза два вдоль и поперекъ всего острова, лазили съ большимъ терпѣніемъ по пепельнымъ горамъ, потомъ спускались съ нихъ въ сидячемъ положеніи, поднимая за собою цѣлыя облака пыли. Но ничего не нашли, кромѣ пустыни, пепла и томящей тишины.

Вдругъ поднялся вѣтеръ; озабоченные перемѣною погоды, мы сразу забыли о жаждѣ и бросились къ берегу посмотрѣть, стоитъ ли на своемъ мѣстѣ лодка, такъ какъ въ виду тихой погоды мы не дали себѣ труда закрѣпить ее къ берегу. Подбѣжавъ къ мѣсту, откуда можно было видѣть даль, и бросивъ взглядъ вокругъ, мы остолбенѣли — о, ужасъ, лодки нѣтъ! Слова не въ силахъ передать нашего смущенія! Надѣяться найти другую лодку было невозможно, на всемъ озерѣ не было ни одной. Положеніе было изъ незавидныхъ, по правдѣ сказать, оно было ужасное. Мы сдѣлались плѣнниками на необитаемомъ островѣ, вблизи друзей, которые ничѣмъ не могли помочь намъ; и что еще сильно безпокоило насъ, это то, что у насъ не было ни провизіи, ни воды. Но въ скоромъ времени мы увидали лодку, она была въ пятидесяти ярдахъ отъ берега и кружилась въ пѣнистой водѣ. Она то плыла, то крутилась и все въ одномъ и томъ же разстояніи отъ земли, мы шли вдоль берега по тому же направленію, что и она, и все надѣялись на счастье и удачу. Спустя часъ времени она приблизилась къ выдающемуся мысу, и Хигбай побѣжалъ опередить ее, всталъ на самый конецъ мыса и готовился взять лодку приступомъ. Если постигнетъ насъ неудача, то все пропало, надѣяться было не на что больше. Лодка неслась по направленію къ берегу и трудно было опредѣлить быстроту ея движенія, а въ этомъ-то состоялъ весь вопросъ. Когда она была въ тридцати шагахъ отъ Хигбая, я былъ въ такомъ волненіи, что слышалъ біеніе своего сердца, когда же, немного позднѣе, она, тихо плескаясь по водѣ, поплыла и, казалось, хотѣла пройти мимо, разстояніе ее отъ насъ было всего одинъ ярдъ, я схватился за сердце, которое положительно перестало биться, а когда, приближаясь, она стала какъ разъ напротивъ Хигбая и снова стала удаляться, а онъ, какъ вкопанная статуя, стоялъ недвижимъ, мое сердце отъ волненія, я помню, замолкло совсѣмъ. Но тутъ же онъ совершилъ громадный прыжокъ и прямо попалъ въ лодку, я, отъ удовольствія, крикнулъ: «Ура, побѣда!» Но Хигбай скоро умалилъ мой энтузіазмъ, сказавъ, что ему было безразлично, въ какомъ разстояніи будетъ отъ него лодка, въ восьми ли, въ десяти ли ярдахъ, онъ давно рѣшилъ, зажмуривъ глаза и закрывъ ротъ, броситься въ воду и проплыть это незначительное разстояніе. Дуракъ я, мнѣ это даже не приходило въ голову! Только долгое плаваніе по этой водѣ могло быть пагубнымъ.

Море волновалось и буря усиливалась, становилось темно, было около трехъ или четырехъ часовъ, и мы колебались, пуститься ли намъ въ путь или нѣтъ, но чувство жажды такъ насъ мучило, что мы рѣшили попробовать счастья. Хигбай сталъ приготовляться, а я сѣлъ въ рулю. Проплывъ около мили, мы поняли, что большая опасность намъ угрожаетъ, потому что гроза увеличивалась, волны бушевали, покрывались пѣной, темныя тучи повисли надъ нами и вѣтеръ дулъ со страшною силою. Мы теперь охотно вернулись бы назадъ, но не смѣли повернуть лодки, потому что разъ попади она въ середину моря, то непремѣнно бы опрокинулась. Вся наша надежда была умѣло направить лодку въ разрѣзъ волнамъ; трудъ этотъ былъ не легокъ, лодка погружалась въ воду, билась и колотилась о волны. Иногда одно изъ веселъ у Хигбая скользило по гребешкамъ волнъ, тогда другое быстро направляло ее въ другую сторону, несмотря на мое внимательное управленіе рулемъ. Насъ постоянно обдавало волной и лодка то и дѣло зачерпывала воду. Вскорѣ мой сильный товарищъ изнемогъ отъ усилій и просилъ меня взять весла, чтобы замѣнить его, но я нашелъ это невозможнымъ, потому что для перемѣны мѣста надо было, хотя не надолго, бросить руль, а это была бы наша гибель; лодка приняла бы другое направленіе и, разъ попавъ въ середину моря, опрокинулась бы, и не болѣе какъ черезъ пять минутъ пришлось бы намъ цѣлыми галенками глотать эту мыльную воду и быть ею разъѣденными и съѣденными съ такою быстротою, что намъ даже не пришлось бы присутствовать на нашемъ собственномъ изслѣдованіи.

Но ничего нѣтъ вѣчнаго на землѣ. Какъ только мракъ усилился, мы такъ и врѣзались носомъ лодки въ пристань, Хигбай бросилъ весла и крикнулъ «ура!», я бросилъ руль, чтобы помочь, но внезапно лодка закружилась и… перевернулась.

Страданія, которыя причиняетъ эта алкалическая вода на ушибы, ссадины и царапины, положительно трудно передать и только смазываніе больныхъ мѣстъ жиромъ нѣсколько умѣряетъ боль, но, не взирая на это, мы ѣли, пили и спали великолѣпно эту ночь.

Говоря о разныхъ особенностяхъ Моно-Лэкъ, я долженъ упомянуть, что мѣстами вокругъ всего берега стоятъ массами живописныя скалы, издали напоминающія башенки, и груда бѣловатаго грубаго известняка, въ видѣ цемента, смѣшаннаго съ хрящемъ; если отломать кусокъ этого цемента, то найдешь глубоко лежащія отличнаго вида и совершенно окаменѣлыя яйца чаекъ. Какъ они туда попали? Не знаю. Я просто передаю фактъ, потому что это дѣйствительно фактъ, а пусть уже читатель, геологъ самъ разберетъ на досугѣ эту загадку и разрѣшитъ ее по своему.