— А что же раньше не приходили?
— Раньше бесполезно. А бабы мне подсказали, что дюже вы справедливый. Я живу с ним через площадку. Как пьянка, так хоть сбегай. Все какие-то сержанты. Все со звездочками…
— И часто у него собираются?
— С месяц, как зачастили. Двое, трое придут, а шуму на весь подъезд.
Осушкин покряхтел. Длинно выдохнул. В глазах его вспыхнули алые огоньки.
— Гражданка, — протянул ей папку со шнурками. — Здесь разные фотографии. Может, кого узнаете?
Старушенция оживилась:
— Этот вотзаходил (капитан узнал в групповом снимке Шкандыбу). А вот этот стервец весь мой коврик испоганил (узнал Можарова).
— Вы не ошиблись? — переспросил.
— Он! Истинная правда, он!
Осушкин что-то записал в блокнотике и спросил:
— Фуфаев часто скандалит?
— Когда трезвый, он ничего. Обходительный мужчина. А как подопьет, под руку не попадайся.
— Не волнуйтесь, меры примем.
Когда же начальник стал разбираться с жалобой, Фуфаев возмутился и заявил, что такого не было и быть не могло, а эта сумасшедшая хоть на кого укажет, лишь бы поклеп возвести.
— Вот что, Фуфаев, — капитан говорил удивительно ровным и спокойным голосом. — Мне твои художества— уже известны. Ты сейчас можешь любые слова мне говорить. Но я им все равно не поверю. И имей в виду, еще один любой сигнал, тобой сразу займутся в кадрах.
Фуфаев молча вышел из кабинета. «Шалишь! Кишка тонка!» Эти свои слова он приберег для следующего раза.
Очередное совещание офицерского состава проходило, как всегда, в ленинской комнате. Началось оно несколько неожиданно.
Новый начальник обратился к замполиту:
— Доложите, Можаров, как прошла в отделе подписка?