— В чем?
— Подвинуть у нас дома пианино. Вчера я вызывала грузчиков, но они пришли только вдвоем и не смогли осилить. Хотя, конечно, вам одному будет тем более невозможно…
— Не беспокойтесь, я справлюсь.
Я бы тогда не только пианино — дом поднял, если бы она приказала.
Я действительно справился без труда. И мы пили чай на открытой веранде, и я был представлен ее отцу и даже сыграл с ним вечером партию в шахматы (продул, и вовсе не из «политических» соображений, как можно было заподозрить, — просто он был шахматистом не мне чета).
Я был счастлив в те дни. Мы встречались с Машенькой у дверей гимназии, потом долго гуляли, если позволяла погода, я ловил извозчика и провожал ее до дома — меня очень скоро стали принимать там за своего. Всего через неделю я с замиранием сердца предложил Марии выйти за меня замуж. Она засмеялась с тихой радостью, коснулась губами моей щеки и щекочуще прошептала в ухо:
— А я думала, ты никогда смелости не наберешься…
Мы обвенчались в местной православной церкви. Григорий Валерианович подошел и обнял нас обоих.
— Машенька любит вас, Василий. И мне вы кажетесь надежным и порядочным. Если вдруг возникнут финансовые или иные затруднения — обращайтесь без церемоний.
— Благодарю, — я поклонился. — Уверяю вас, я сделаю все, чтобы ваша дочь ни в чем не нуждалась.
Еще тогда я заметил, что Мария покашливает. Однако принял это за обычную простуду — я не подозревал, что за этим кашлем скрывается страшный недуг… А едва узнал, тут же принялся добиваться от моего руководства перевода в Москву. Тамошние врачи были куда квалифицированнее местных, да и русский климат был более щадящим. И добился в конце концов — вот только спасти Машеньку так и не удалось: она угасла у меня на руках в самом конце двадцать пятого, в стылом и влажном декабре, так непохожем на московский…
— А отозвали вас в середине двадцать шестого? — уточняет Порфирий Петрович, снова заглядывая в бумаги.
— Не отозвали, — поправляю я. — Просто разрешили переехать.
— Да нет, именно что отозвали, руководство разведупра было крайне недовольно несколькими вашими последними донесениями.
— Руководство разведупра, — срываюсь я, — никак не могло понять, что давать деньги чиновникам, а потом банально шантажировать их расписками смерти подобно. А уж тем более устанавливать связь с прокоммунистически настроенными лицами: я мгновенно опалился бы. И засветил группу, которая была со мной на связи.
— Ошибаетесь, Василий Сергеевич, — по-отечески вздыхает следователь. — Истинная причина здесь в другом, совсем в другом… Кто это, а? — он выкладывает на стол фотографию.
— Вы и сами прекрасно знаете. Полковник Пильщиков, предводитель белоэмигрантской организации, куда я был внедрен.
— Отлично. А теперь посмотрите на этот снимок…
Я послушно смотрю. Тот же мужчина — дородный, осанистый, в форме с Георгиевским крестом и аксельбантом, а рядом, доверчиво положив головку ему на плечо…
— Узнаете? — Порфирий Петрович постукивает пальцем по лицу на фотографии. — Ваша любимая супруга, Мария Григорьевна,
ebooksa