Сицилия отпирает дверь, и мы с Виктором попадаем в комнату кентавра. Пол лежит на подстилке и тихо стонет. Как я и говорил, размером он чуть больше обычного пони. Окрас: пегий. Сицилия прикладывает руку к сердцу и смотрит на «друга».
— Чемодан, — говорит Есман.
Я отдаю ему саквояж. Виктор натягивает перчатки, достает инструменты и приближается к полу. Пол поворачивает голову (ух ты!) и тихо рычит, обнажая клыки.
— Все хорошо, — говорит Виктор, ставя саквояж на пол и поднимая в приветствии руку. — Я лекарь, я пришел, чтобы осмотреть тебя и помочь.
— Все хорошо, — повторяет за Есманом Сицилия. — Не волнуйся, дорогой…
Пол перестает рычать, неуверенно кивает, пытается подняться, но ноги его плохо слушаются. Он обессиленно падает обратно на подстилку. Я замечаю, что лицо его покрывают странные нарывы, о которых не говорилось в сопроводительном листке. В комнате пахнет стойлом.
— Собери анамнез, пока я его осмотрю, — обращается ко мне Есман.
Я киваю и, достав самопишущее перо и блокнот, спрашиваю Сицилию, где можно присесть. В комнате минимум мебели: один стул у окна, который занимает Виктор Генрихович. Она торопливо сбегает вниз и приносит еще два стула и планшет, чтоб мне было удобнее записывать. Перед тем как начать собирать данные, я внимательно смотрю на собеседницу.
— Я была подругой еще дедушки Пола, — с готовностью сообщает Сицилия, одергивая юбку, присаживаясь и складывая руки на коленях.
Виктор занимается своим делом, что-то вполголоса спрашивает у кентавра, но я знаю, что он внимательно слушает и наш с наядой разговор.
Для своего возраста наяда выглядит более чем благополучно. Ее можно назвать красивой. Речные нимфы славятся долголетием. Стройная осанка (и это заслуга не только корсета), густые зеленые волосы, гладкая кожа, ни малейшего запаха тины — Сицилия следит за внешностью. После стандартных вопросов о типе рождения (головкой вперед), прививках (по возрасту и каждый три месяца от глистов, каждый год — от гриппа и сибирской язвы), перенесенных заболеваниях (он всегда крепенький был!), аллергии (только на сладкое в детстве), перехожу к сути:
— Расскажите о начале заболевания.
Сицилия несколько секунд размышляет, собирается с мыслями. При замечательной внешности она не семи пядей: это точно. Нимфы нередко сближаются с кентаврами, им комфортно вместе. Наконец она медленно подбирает слова:
— Примерно девять дней назад после работы Пол почувствовал себя нехорошо. Тогда был дождь, он целый день с мокрыми копытами проходил… потом еще конечно немного выпил с приятелями в баре, это ведь нормально после работы…
— Простите, Сицилия, где работает Пол?
— У нас свое частное хозяйство, — с достоинством отвечает наяда. — Ничего такого, знаете ли. И животных Пол очень любит. Очень дружит со сторожем зоопарка местного, часто помогает и ему, там недавно вот был новый привоз. Сторож читает ему разные книги…
— С вашими животными все в порядке? Вы ничего не замечали? Странное поведение или плохое самочувствие? Что угодно.
— Нет, — отрицательно качает головой наяда. — Я лично еще вчера их осматривала, кормила. Птицы ведь у нас только: утки, куры, гуси, страусы. Еще выращиваем картофель, другие овощи в теплицах. А Пол уже неделю так лежит, никуда не выходит.
В этот момент кентавр взбрыкивает, издает громкий стон. Сицилия вздрагивает. Есман просит Пола еще немного потерпеть. Металлический лязг инструментов царапает слух.
— Что было потом?
ebooksa