— На что вы намекаете, штаб-лекарь?
— Перестаньте, Сицилия, — Виктор поднимает руку, делая успокаивающий жест. — Я не расист, один из моих преподавателей был кентавром, и это был прекрасный учитель. В данном случае причина заболевания кроется в животной сущности вашего друга. Это инфекция не человека, а лошади.
— О чем вы?
— Повышение температуры, похудание, озноб, ломота в теле, пустулезная сыпь, вторичное поражение внутренних органов, поражение слизистой рта… — Теперь Есман внимательно смотрит на меня. — У тебя была факультетская ветеринария?
Я размышляю не дольше секунды. И говорю:
— Это маловероятно, чтобы… может быть…
— Я забыл упомянуть о генерализованной лимфаденопатии. Мы не должны рисковать.
— Что это значит? — спрашивает Сицилия.
— Увеличение большего числа лимфатических узлов, — говорю я. — Это похоже на сап.
— Сап? — Наяда переводит встревоженный взгляд с Есмана на меня и обратно. — И как это лечится… у лошадей?
Я молчу. Я не знаю, как это сказать.
— Мы должны его изолировать в ближайшие часы, чтобы инфекция не распространилась, — говорит Виктор.
— Как это лечится?! — Сицилия почти кричит.
— Никак, — говорит Есман. — Поймите, Сицилия, мы должны поместить Пола в изолятор, провести лабораторную диагностику для уточнения заболевания. Пока его не пристрелили его же сородичи. Вам тоже грозит опасность заражения.
— Я уже неделю за ним ухаживаю и совершенно здорова! Что за бред? Есть же какие-то экспериментальные методы?
— Зараженных сапом лошадей по закону нельзя лечить. Больных животных уничтожают. Возможность выздоровления при злокачественном течении минимальна.
Есман встает из-за стола и говорит мне:
— Беги к Францу. Пусть поможет с погрузкой. Наденьте защитные повязки и перчатки.
Сицилия хватает меня за рукав куртки.
— Но он ведь не животное! Вы понимаете, Саша? Он всего лишь ребенок. Он не животное!..