— Строже надо наказывать!
— Согласен, Лиза. Я готов к более суровой, к высшей мере.
— И чтоб тоже троекратно, — засмеялась Елизавета. — Ну, Борис, давайте брудершафтиться,
Корноухов уже не сомневался, что он не уйдет отсюда до позднего вечера. Он полагал также, что Елагина может и вовсе не появиться.
Ну, Елагина молодец! Решила не портить вечер. Сама не смогла прийти, так шикарную замену прислала.
Борис Петрович украдкой взглянул на огромную кровать в центре комнаты: все как всегда. Надо лишь сбросить огромное желтое покрывало.
Около получаса они мило болтали, игривыми полунамеками приближая кульминацию.
В какой-то момент Борис Петрович решил форсировать события. В конце очередного витиеватого тоста, полного комплиментов, он намеренно перешел на «вы». Типа: «Еще час назад вы были прекрасная незнакомка, а сейчас вы моя богиня».
— Ага! — обрадовалась Елизавета. — Я так и знала. Это из-за армянского коньяка и грузинского вина. Настоящий русский «брудершафт» действует только на отечественном сырье.
— Да, я ошибся и готов понести более суровую кару.
— И, конечно, троекратно?
— С тобой, Лиза, я готов на все!
— Тогда я несу нашу водку и наше шампанское. Только тогда все получится. Это однозначно!
Она быстро подбежала к холодильнику и вытащила шампанское и уже открытую бутылку «Московской».
— Это тебе, Борис. Вот в эту рюмочку. Ровно пятьдесят граммов. Никак нельзя больше. И меньше нельзя. А шампанское мне. Поехали!
Они скрестили руки с бокалами и залпом выпили. Корноухов решительно подошел к кровати и сдернул покрывало.
— Готов принять кару.
— Я не поняла, Борис. А при чем здесь кровать? — Она говорила спокойным холодным тоном и внимательно вглядывалась в глаза Корноухова. — Ты что, на секс намекаешь? Ты прямо маньяк какой-то. У тебя глаза стали совсем дикие. Ты что, изнасиловать меня хочешь?
Корноухов искал, что ответить, но вдруг почувствовал, как все начало расплываться перед глазами. Он заметил, что Елизавета схватила с камина большой кухонный нож с деревянной ручкой и стала размахивать им буквально перед его носом.
Она истерически кричала: