Майор, который с глубокомысленным видом расхаживал по комнате, напоминал Корноухову инспектора Лестрейда. Наивен, глуповат, истеричен, но верный служака. Педант и законник. Хуже не придумаешь!
Майор вдруг резко подошел к столу, сел перед Борисом Петровичем и стал сверлить его взглядом:
— Я уверен, что вы убийца. Это очевидно! Или у вас есть другая версия?
— Нет, но я не понимаю, как это произошло.
— А здесь и понимать нечего. Картина преступления как на ладони. Вы пришли в гости, так?
— Так.
— Потом вам захотелось яркой любви, так?
— Так, она сама мне намекала.
— Это детский лепет, гражданин. Женщина уже одним своим видом намекает на это. Я прав?
— В некотором смысле вы, конечно, правы.
— Далее. Вы настаивали на близости, а она не отдавалась. Тогда вы взяли нож и стали угрожать, так?
— Она первая взяла нож.
— Это детали. Вы не в песочнице, чтоб выяснять, кто первый начал. Нож-то оказался у вас в руке, так?
— Да, так.
— Затем вы убили ее. И после этого изнасиловали. Так или наоборот?
— Я не помню, как это было.
— Это не оправдание. Улики-то у нас налицо. А при такой картине преступления вам «вышка» светит. Однозначно! Хорошо, что мы успели, пока вы улики не уничтожили. Хозяйка нас предупредила.
— Кто?
— Хозяйка дачи, некто Елагина. Приходит она, понимаешь, к себе, а тут такая картинка маслом.
— Елагина моя знакомая. Я как раз ехал к ней!