– Но разве вы не видите? – начал я, но потом отказался от попытки. Как могла она, будучи женщиной, видеть «далекие, ужасные, недостижимые вещи», когда она так гордо уверяла, что тоже часто смотрела на звезды?
Она? Что могла она видеть, кроме того, что видят все женщины, – что они одни реальны, а все остальное – мечты?
– Я горжусь тем, что я дочь Иродиады, – сказала мисс Уэст.
– Вот и хорошо, – смущенно произнес я. – Мы сошлись во мнениях. Вы помните, я говорил вам, что вы одна из них?
– Я благодарна вам за комплимент, – сказала она, и в ее продолговатых серых глазах засветилось все удовлетворение, вся самоуверенность, все то сознание своей очаровывающей таинственности и превосходства, которыми обладает женщина.
Глава XX
Господи, сколько я читал в эту прекрасную погоду! Я так мало двигаюсь, что моя потребность в сне очень невелика; и у меня так мало помех, с какими встречаешься на берегу, что я зачитывался почти до одурения. Морское плавание – лучшее средство для человека, запустившего свое чтение. Я нагоняю упущенное за несколько лет. Это какая-то оргия чтения; я уверен, что солидные моряки считают меня самым странным существом на судне.
Иногда я настолько пьянею от чтения, что радуюсь всякому разнообразию. Когда мы будем пересекать области, лежащие между северо-восточными и юго-восточными пассатами, я велю Ваде собрать мне маленькое автоматическое ружье и попробую учиться стрелять. Я когда-то стрелял, будучи совсем маленьким. Я припоминаю, как волочил за собой ружье по холмам. У меня было также духовое ружье, из которого мне удавалось иногда застрелить реполова.
Хотя корма представляет собой достаточно большую площадь для прогулок, кресла расставляются только под тентом, натянутым по обе стороны рубки и равняющимся ширине рубки. Это пространство, в свою очередь, ограничено той или другой стороной, в зависимости от направления лучей утреннего или послеполуденного солнца и свежести ветра. Таким образом, наши с мисс Уэст кресла чаще всего оказываются рядом. Кресло капитана Уэста редко бывает занято. Он так мало занят управлением судна, а делает свои периодические наблюдения с такой быстротой, что редко находится в рубке продолжительное время. Он предпочитает оставаться в кают-компании, без книжки, без дела, грезя с широко открытыми глазами на сквозняке, врывающемся через открытые иллюминаторы и двери из огромного гюйса и парусных талей.
Мисс Уэст никогда не сидит сложа руки. Она сама стирает свое белье внизу в большой задней каюте. Она также никому не доверяет тонкое белье своего отца. В кают-компании она поставила швейную машинку. Всем шитьем на руках, вышиванием и изящными работами она занимается на воздухе, сидя рядом со мной в кресле на палубе. Она уверяет, что любит море и атмосферу судовой жизни, а между тем привезла с собой на судно свои домашние «береговые» вещи, вплоть до собственного, очень красивого чайного сервиза китайского фарфора.
Она по своей природе больше всего женщина и устроительница домашнего уюта. Она прирожденная кулинарка. Буфетчик и Луи приготовляют удивительные и даже изысканные блюда для нашего стола, а между тем мисс Уэст умеет в мгновение ока их еще более усовершенствовать. Она не позволяет подать что бы то ни было на стол, не обсудив перед этим с поваром и не попробовав сначала. Она очень быстро соображает, обладает безошибочным вкусом и необходимой твердостью в решениях. Кажется, ей достаточно взглянуть на кушанье, кто бы его ни приготовил, чтобы тотчас угадать, чего в нем не хватает, или что в нем лишнее, и немедленно предписать то, что превращает его в нечто неописуемое, а иное – и в восхитительное. Но, Боже мой, как я ем! Я просто поражен своей неослабевающей прожорливостью. Я по-настоящему рад, что мисс Уэст совершает с нами это путешествие. Теперь я в этом вполне убежден. Она явилась «с Востока», как она это шутя называет, и у нее огромный выбор вкусных пряных восточных блюд. Луи – мастер приготовлять рис, но в приготовлении острых приправ к этому рису он – неумелый дилетант по сравнению с мисс Уэст. Тут она истинный гений. Как часто наши мысли во время плавания останавливаются на еде!
Итак, в период пассатов я провожу очень много времени рядом с мисс Уэст. Я все время читаю и очень часто читаю ей вслух отрывки или даже целые книги, на которых мне интересно ее испытывать. Такое чтение заканчивается обсуждением, и она еще ни разу не произнесла ничего такого, что заставило бы меня изменить мое первоначальное мнение о ней. Она – истая дочь Иродиады.
И все же ее нельзя назвать наивной девушкой. Она не дитя, она – зрелая женщина со всей свежестью ребенка. У нее манеры, склад ума, апломб взрослой женщины, и в то же время она нисколько не высокомерна. Она великодушна, услужлива, чувствительна, да и чутка; и то обстоятельство, что она так чрезмерно полна жизни, той жизни, которая делает ее походку такой прекрасной, оспаривает ее зрелость. Иногда она производит на меня впечатление тридцатилетней женщины; в других случаях, когда она в хорошем и смешливом настроении, ей едва можно дать тринадцать лет. Я непременно спрошу у капитана Уэста, в каком году произошло столкновение «Дикси» с речным пароходом в бухте Сан-Франциско. Одним словом, мисс Уэст – самая нормальная, самая здоровая, самая естественная женщина, какую я когда-либо знал.
Да и ко всему этому она женственна, несмотря на то что, как бы она ни причесалась, волосы ее всегда гладки и аккуратны, как и все в ней. С другой стороны, эта постоянная выдержанность ослабляется разнообразием в фасонах платьев, которые она себе позволяет. Она никогда не перестает быть женщиной. Ее пол и его соблазн всегда присущи ей. Возможно, у нее есть высокие воротники, но я никогда не видел их на ней на судне. Ее блузки всегда открыты и дают возможность видеть одну из лучших ее приманок – мускулистую пропорциональную шею, с прекрасным оттенком кожи. Я привожу самого себя в смущение, бросая втихомолку долгие взгляды на эту белоснежную шею и слегка видный кусочек красивого крепкого плеча.
Наше посещение цыплят превратилось в повседневную обязанность. Не реже одного раза в день мы совершаем путешествие на крышу средней рубки. Нас сопровождает Поссум, который уже начал поправляться. Буфетчик считает своим долгом присутствовать при этом, чтобы получать указания, докладывать о кладке яиц и поведении кур в этом отношении. В настоящее время наши сорок восемь кур приносят две дюжины яиц в день, от чего мисс Уэст в большом восторге.
Большинству из них она уже дала имена. Петуха, конечно, зовут Петькой. Пеструю курочку – Долли Варден. Тонкую, стройную, нарядную курицу, следующую всюду по пятам за петухом, – Клеопатрой. Еще одну – с самым приятным голосом – она зовет Сарой Бернар. Я заметил одну вещь: всякий раз, как они с буфетчиком выносят не несущейся курице смертельный приговор (что случается обычно раз в неделю), мисс Уэст не ест мяса, даже если оно превращено в потрясающую вкуснятину благодаря необычайным приправам. В таких случаях она приказывает приготовить ей особый соус из консервированного омара, креветок или куриных консервов.
Да, чтобы не забыть! Я узнал, что не интерес к мужчине (ко мне, с вашего разрешения!) вызвал ее неожиданное решение отправиться в плавание. Она поехала ради своего отца. С капитаном Уэстом что-то неладно. Иногда я замечаю, как она смотрит на него с неизъяснимой заботливостью и тревогой.
Вчера за завтраком я рассказывал смешную историю, и взгляд мой случайно остановился на мисс Уэст. Она не слушала. Ее вилка с куском еды повисла в воздухе, пока она во все глаза смотрела на отца. В этих глазах был испуг. Она заметила, что я за ней наблюдаю, и с удивительным самообладанием медленно, совершенно естественным движением опустила вилку и положила ее на тарелку, не отрывая глаз от лица своего отца.
Но я видел. Да! Я видел более того. Я видел, что лицо капитана Уэста было прозрачно-бледным, видел, как его трепещущие веки опустились, а губы беззвучно шевелились. Затем веки поднялись, губы снова сжались в своей обычной замкнутости, лицо медленно порозовело. Казалась, он некоторое время отсутствовал и только что вернулся. Но я все видел и разгадал ее тайну.
И все же несколько часов спустя этот же самый капитан Уэст унизил гордый дух моряка, сделав выговор мистеру Пайку. Это случилось во вторую послеполуденную вахту. Ночь была мрачная, и команда натягивала канаты на главной палубе. Я только что вышел из рубки и увидел, как капитан Уэст, засунув руки в карманы, прошел рядом со мной на корму. Внезапно со стороны бизань-мачты послышался треск и щелканье парусины. В то же время люди попадали на спину и покатились по палубе.