Кровавые девы

22
18
20
22
24
26
28
30

Двое мужчин молча смотрели на россыпь красных и черных точек, похожих на капли крови и бусины цвета ночи.

- А в этом году?

- Один, - ответил Зданевский. – На прошлой неделе. Евгения Грибова, пятнадцать лет. Работала на обувной фабрике рядом с артиллерийским складом. Пятнадцатого марта…

Эшер, вздрогнув, мысленно пересчитал дату на юлианский календарь.

- … она просто не вернулась домой.

- Кто-нибудь говорил с ее семей? Друзьями?

Зданевский хмыкнул:

- Тем, кто стал бы спрашивать, они бы не ответили, потому что на Выборгской стороне знают половину наших осведомителей… а вторая половина не рискнула бы задавать вопросы, чтобы не раскрыться. Я надеялся, что в этом году нам повезет… насколько я понял, вечером вы отправляетесь в Москву.

- Хочу навести справки об Орлове или… или том мужчине, которого я ищу, - Эшер насупил брови и слегка пошевелил пальцами с видом человека, который до сих пор не догадывался, что Охранке известно о его якобы сбежавшей жене. – Вернусь в понедельник. Я еще не знаю, где остановлюсь, но если исчезнет еще один ребенок… или если вы что-нибудь разузнаете об этой несчастной девочке… не могли бы вы оставить мне записку в номерах? Я живу в «Императрице Екатерине»… хотя вы, наверное, уже знаете?

Полицейский слегка поклонился, как фехтовальщик, признающий удар:

- Друг князя может рассчитывать на любую мою помощь, господин. Я оставлю вам сообщение.

9

Когда Эшер в половине двенадцатого добрался до Варшавского вокзала, Исидро уже ждал его на платформе. Не сказав ни слова, вампир на ходу сунул ему в руку багажную квитанцию и тут же растворился среди стоявших группками студентов, рабочих и чиновников с женами, которые переминались с ноги на ногу на холодном ветру, разговаривали, проверяли билеты, передавали последние приветы братцу Володе из Бологого…

За пределами вокзала улицы терялись в густой пелене тумана, несущего с собой запах канализации, дыма и моря.

В их купе первого класса вампир появился только после того, как поезд выехал за кольцо мрачных деревянных бараков, разбитых улиц и зловонных фабрик, окружавшее блестящее сердце Петербурга, и в темноте ночи помчался на юг. Эшеру пришло в голову, что Исидро, вопреки всем заверениям и обещаниям графа Голенищева, тоже чувствует себя Заграницей.

Расставляя на шахматной доске крохотные фигурки из слоновой кости, испанец с интересом слушал отчет Эшера о визите в Охранное отделение.

- Не удивительно, что птенцы Голенищева встревожены, - пробормотал он, когда Эшер закончил рассказывать. – Мы – я имею в виду вампиров – с опаской относимся к подобным слухам, распространяемым беднотой. Паника может расшевелить полицию, вывести на улицы толпы и породить бунты. Ни одно парижское гнездо не пережило Революцию, и это не случайность. Даже если дело не доходит до открытого насилия, под влиянием таких историй люди начинают присматривать друг за другом и больше заботятся о своей безопасности. Когда на улицах Лондона орудовал этот убийца проституток, которого газеты окрестили Потрошителем, кабатчики и грузчики вбили себе в голову, что у него где-то должно быть «логово», и стали проявлять нездоровый интерес к подвалам пустующих зданий и особняков, чьи обитатели не показывались при свете дня.

Эшер отвернулся от чернильной тьмы за окном:

- Странно, что вы сами не занялись Шутником Джеком.

- Ну почему же, - Исидро поправил покрытый «морозным» узором абажур, направляя свет лампы на узкий столик, и сделал ход конем. Эшер с веселым изумлением отметил, что он всегда играл черными фигурами: испанскими, очень старыми, из протравленной слоновой кости. – Какое отношение эти пропавшие дети – или, если уж на то пошло, сгоревшая девушка-вампир, о которой Голенищев так и не удосужился сообщить мне, - имеют к нашему ученому немецкому другу, я не знаю. Но уверен, что в Петербурге не все… спокойно.