И все же он заговорил:
- А куда бы она пошла, сударыня?
Он словно знал, о ком она говорила – знал последние восемнадцать месяцев, что именно этот вопрос Лидия задаст при следующей их встрече. После длительного молчания он медленно продолжил:
- На самом деле я думаю, что Маргарет нашел один из вампиров, обитавших в старом дворцовом гареме… возможно, даже заговорил с ней… в ночь волнений в армянском квартале. Не стану отрицать, что рано или поздно я бы убил ее, - добавил он, когда Лидия сильнее вцепилась ему в руку. – Но меня опередили. Ну же, сударыня, прошу вас… Джеймсу не занимать находчивости…
Ее тело содрогалось от всхлипов, и казалось, что все накопившиеся с тех времен горести – потеря ребенка, отвратительное, мучительное ощущение, вызванное тем, что ее предал не мир, но ее собственное сердце, - исчезают, отваливаясь, как грязная корка.
- Почему вы солгали мне?
- Потому что негоже живым дружить с мертвыми, - ответил Исидро.
Лидия сморгнула слезы, чтобы лучше рассмотреть его лицо. По грязной мятой рубахе с распахнутым воротом, открывавшим ключицы и жилку на шее, можно было понять, что он проделал долгий путь, прячась от солнца и людей. Как он смог справиться без помощи живого человека? Или в Берлине он нашел еще одного несчастного, которого через сны, с помощью денег или шантажом (к чему там прибегают вампиры, если им надо нанять человека?) убедил стать его временным телохранителем и носильщиком… до тех пор, пока в нем не пропадет нужда?
Тонкое лицо вампира в обрамлении длинных белых волос казалось спокойным, но за этим спокойствием Лидия различила глубокую печаль.
- Лучше нам идти разными путями. Попытки пересечь разделяющую нас преграду приводят лишь к боли, а иногда и к худшему злу. Сударыня…
Она распахнула глаза, вдруг осознав, что погружается во тьму более глубокую, чем сон, в черную бездну, из которой ей не будет возврата.
- Постарайтесь не заснуть, - мягко произнес Исидро. – Скоро придут слуги.
- Который час?
- Начало пятого.
- У меня сотрясение мозга, - сказала Лидия. – Я права? Поэтому мне нельзя спать?
- Пока что да, - она снова ощутила на лбу прикосновение его холодных рук, когти на которых напоминали одновременно сталь и стекло. – Я бы оставил вас наверху, но мне не понравилось, как вы дышите. Вам нужен был присмотр. Оба князя вампиров покинули Петербург; здесь остался лишь всякий сброд – студенты, бывший священник, бывший осведомитель Третьего отделения... Птенцы, которые одинаково ненавидят своего мастера и его соперника, претендующего на власть над этим невозможным городом, где приюта ищут только слабые.
- Вы бы сделали меня своим птенцом? - спросила Лидия, чувствуя, что снова уплывает в сон. – Чтобы не дать мне умереть?
- Нет, - дон Симон пропустил сквозь пальцы пряди ее густых рыжих волос, словно наслаждаясь их прикосновением. – Это не понравилось бы никому – ни Джеймсу, ни вам самой.
- Потому что вампиры не могут любить?
- Мне приходилось знать тех, кто был способен на это чувство, - ответил он. – Нет, сударыня. Я не создаю птенцов, потому что они – продолжение руки мастера, сердце его сердца. Радость и горе, слияние плоти, обман и очерствение души – вся жизнь птенца становится известна мастеру и ощущается им так, словно он сам проживал ее. Есть те, кому нравится раз за разом пробуждать эти впечатления. Для них это наслаждение, сравнимое с опьянением от убийства. Но я нахожу отвратительным как саму такую власть, так и желание разделить чужой… опыт.