— Глупости говоришь. Ты хорошо знаешь, что я рада всему, что доставляет тебе радость. А о счастье и говорить нечего, — ответила Анна Алексеевна, после чего обратилась ко мне: — Значит, это у вас серьезно?
— Я очень люблю Маринку, — этот ответ, казалось, удовлетворил Анну Алексеевну, и она задала мне еще один вопрос, но уже не связанный с первым. — А у вас как там?
— В экипаже береговой обороны полный порядок. Бдительность на уровне. Вот и сегодня, не успела Маринка появиться в расположении поста, как ее тут же заметили, и я привел ее к вам.
Не успел я закончить фразу, как Маринка сильно побледнела и почти закричала:
— Коля! Не смей говорить этого маме!
Наступила гнетущая тишина.
— Вот, значит, за какой куст боярышника ты зацепилась, — тихо произнесла мать. По-видимому, она заметила следы зашитых дырок в платье своей дочери в самом начале. На вопрос: «Как это случилось?» Маринка, наверное, ответила: «Зацепилась за куст боярышника». Теперь Анне Алексеевне стало ясно, что это была неправда.
— Мама, ты только не волнуйся, пожалуйста. Это пустяки. Я когда-нибудь расскажу тебе все.
— А Коле? — спросила Анна Алексеевна.
— И Коле тоже, но не сейчас.
— Маринка, — обратился я к ней, полагая, что теперь настало время вмешаться в разговор и мне. — Случись все это где-нибудь в другом месте, а не в расположении поста, я бы не сказал тебе и слова. Но пойми, я же должен объяснить Звягинцеву.
— Звягинцеву? — последовал негодующий вопрос.
Я увидел, как после моих слов изменилось лицо Маринки. Они причинили ей боль. Ну когда я научусь понимать простые человеческие истины? Ведь не только можно, но и нужно высказываться прямо, но так, чтобы не задевать самолюбия человека, не наносить ему незаслуженной обиды.
— Прости, пожалуйста, — попробовал я исправить свою оплошность. — Но я же должен все это как-то объяснить ребятам.
— Ты сталкивался с фашистами? — без всякой, казалось бы, связи с предыдущим спросила меня Маринка.
— Ну какое отношение имеют к этому фашисты?
— Значит, не сталкивался. А я уже осталась без отца. Ты можешь это понять? — и две крупные капли слез, похожие на прозрачные горошинки, скатились по лицу Маринки и упали на ее ситцевое платье.
Мне стало теперь ясно, что прогулки Маринки по склонам нашей горы — не просто прогулки. В них было что-то осмысленное, имело какое-то отношение к нашим воинским делам. Но что? Расспрашивать ее об этом сейчас бесполезно. Она ясно ответила на вопрос матери: «Но не сейчас».
Возвращался я к себе на пост тем же путем. За виноградником остановился. И вдруг ощутил такую тревогу за Маринку, что невольно вынужден был сесть на ближайший каменистый уступ. Я не так понял, как почувствовал, что на этот раз дело оказалось куда более серьезным, чем казалось раньше. Слишком тревожное сейчас время, чтобы не придавать всему этому значения. Маринка не захотела посвятить меня в свою тайну. И пусть бы оставалась она со своей тайной, если бы это не имело отношения к нашим военным делам. Куда пойти, с кем посоветоваться? И тут я вспомнил, что лучшего советчика, чем Павел Петрович, мне не найти. Он не просто офицер, а военный с юридическим образованием, и не только юрист, но и самый отзывчивый, человечный из тех, кого я знаю по службе.
Часа через полтора я был в штабе дивизиона. Не заходя в радиовзвод, отправился к политруку. Видно, не вовремя я попал в штаб. Там шло какое-то экстренное совещание. Приезжали нарочные, вручали дежурному офицеру пакеты и срочно отбывали. Из совещательной комнаты выходили возбужденные офицеры, звонили в штабы своих батарей, передавали какие-то закодированные приказы и вновь возвращались в кабинет командира дивизиона. Доложил дежурному офицеру о своем прибытии и я. Он посмотрел на меня, коротким движением руки немного сдвинул на затылок свою форменную фуражку и сказал:
ebooksa