— Вот люди, — слышал я сквозь дремоту. — Шуток не понимают. Для чего тогда придумано первое апреля?
— Такие люди завсегда обижаются, — басил Сугако.
Проснулся я от того, что меня опять кто-то дергал за плечо.
— Вставай. Командир сказал, чтоб ты шел за анодными батареями.
— Вы что, с ума посходили? Думаете, если сегодня первое апреля, то можно издеваться над человеком весь день? Хватит с меня, ни за какими анодными батареями я больше не пойду, — ответил я и снова улегся в постель. Не успел я задремать, как услышал крик:
— Встать, разгильдяй!
Я открыл глаза, но не сразу понял, кто и что от меня требует.
— Приказано встать! — повторился крик, и Демидченко сорвал с меня одеяло.
Я вскочил как ошпаренный.
— Вы почему не выполняете приказание?
— Товарищ старшина второй статьи, — разозлился и я, махнув на все рукой. — Может, уже хватит?
— Что хватит?
— Издеваться над человеком.
— Кто же над вами издевается? — тон у командира был спокойный, но за этим кажущимся спокойствием ощущалась надвигающаяся гроза.
— Вначале Звягинцев, а теперь еще один шутник выискался, — и я рассказал собравшимся, а собрались все, историю с анодными батареями.
Долго после этого раскатывалось эхо гомерического смеха. Казалось, что наша гора — Олимп, а все собравшиеся — боги. Я же — простой смертный, случайно оказавшийся среди богов. Смеялись все, и не миновать бы мне еще двух нарядов вне очереди, если бы смог удержаться от смеха и сам командир отделения.
— Так что, может, и Михась решил подшутить? — спросил в перерыве между приступами смеха Демидченко. — Михась! Говори, сукин кот, правду.
Лученок тоже давился от смеха, и его ответу «Дали-бог, правда» никто не верил.
— Какая там правда? Вы посмотрите на его рожу.
— Да нет, лицо у Лученка вроде бы серьезно.