— А что тут удивительного? Ты тоже, наверное, изучал немецкий язык?
— Вучыв, але зараз ни халеры ужо не памятаю.
— Не упражняешься, поэтому и забыл.
Под вечер, когда я уже нес вахту, была получена радиограмма: «Встречайте груз». Как мне хотелось самому побежать навстречу нашему командиру. Я даже попросил Михася подежурить за меня. Но он ответил:
— Я таксама хачу размяцца.
Через полчаса показались Демидченко и помогавшие ему нести груз Лученок и Музыченко.
— На кой леший вам понадобились лом и кирка? — спросил Демидченко. — Ну лопата — куда ни шло. А эти?
— Не спяшай, таварыш камандзир, — ответил ему Лученок. — Усё па парадку. Мы тут таксама не сидзели, злажывшы руки.
5
На следующий день после завтрака я, вооружившись ломом, киркой и лопатой, с нетерпением принялся за расчистку северного края площадки. В этом месте горная порода осыпалась так, что нанос из мелких камней и пыли доходил почти до середины площадки. Признаться, я тоже не был уверен, что что-нибудь удастся сделать. Однако отступать от принятого решения, отказаться от попытки хотя бы определить, какие трудности нас ожидают, уже нельзя было. Мне казалось, что осыпь породы удалить будет легко. Но не тут-то было. Пыль, дожди, время так сцементировали эту массу, что теперь она представляла собою почти монолитный пласт. Первое слово лопате — подобрать мелкие камешки, рассыпавшиеся по площадке, и определить начало пласта. Это— легкое дело, которое удалось закончить за какие-нибудь пять минут. Но и этого оказалось достаточно, чтобы длина площадки увеличилась метра на три. Дальше уже пошел пласт, с которым лопата справиться не могла. Он был похож на кромку речного льда, подмытого и истонченного со стороны берега. Я обнаружил любопытную вещь: эти края легче откалывать, загоняя лом между скрытой поверхностью площадки и нижней частью пласта, чем долбить его тем же ломом сверху. С помощью таких приемов мне удавалось откалывать большие плоские куски. Вскоре я отвоевал таким путем дополнительных метров пять площадки.
Подошел Сугако. Заложив большие пальцы рук за флотский ремень, он молчаливо наблюдал за моей работой. Если бы у меня ничего не получалось, он, наверное, прошел бы мимо. Но, видя, с каким упорством и злостью я расчищаю площадку, а главное — что наносная порода мне все-таки поддается, он остановился. А может, его заинтересовало другое— приемы, с помощью которых я справляюсь с породой.
— Что, Лефер, одолеем мы эту скалу или нет? — спросил я Сугако, вытирая полой рабочей блузы вспотевший лоб. С легкой руки Льва Яковлевича Сугако мы звали не Елевферием, а на французский манер — Лефером.
— Хороший был бы кровельный материал, — сказал Сугако, осматривая отброшенные за пределы площадки плоские куски породы.
«Чертов Лефер! Неужели его нисколько не интересует моя работа, — подумал я— Неужели в его голове одни только кулацкие понятия — что к чему приспособить, из чего можно извлечь выгоду».
— Лефер, ты играл когда-нибудь в городки?
— Слышать — слышал, а самому играть не приходилось.
— А ты знаешь, какая это интересная игра? Она, во-первых, сразу определяет, у кого какая точность глазомера, во-вторых, — сила в руках и, в-третьих, — сообразительность. Это я говорю к тому, что, когда мы расчистим нашу площадку, то на ней такое городошное поле можно разметить, что потом отбою не будет от желающих играть в городки. Ты бы организовал это дело. А, Лефер?
— Нет, на это дело я не способен.
— А на что же ты тогда способен? — чуть ли не со злостью спросил я Сугако.
На мой вопрос Лефер не ответил. Он молчаливо смотрел, как я, принявшись за работу, откалываю новые куски слежавшейся породы. «Чёрт с ним! — думал я. — Его не проймешь, наверное, ничем, не то что городками». Еще метр площадки. Дальше труднее. Пласт стал толще, и тот прием, к которому я прибегал вначале, уже не давал результатов. А до самой скалы осталось всего каких-нибудь полтора метра. Окрыленный близостью цели, я настолько увлекся работой, что даже не заметил, как над моей рукой, державшей лом, легла рука Лефера.