Точно. Только теперь я увидел два легких катера, курсировавших на взморье южнее Балаклавы. Чуть дальше от берега стоял сторожевой корабль. До наступления темноты был тщательно прочесан весь участок. Но ни мы, ни соседние подразделения, принимавшие участие в этой операции, лазутчика так и не нашли. Он был и исчез. Как сквозь землю провалился. Как в воду канул. «Да как же это получилось, что мы его не нашли? — спрашивал незнакомый капитан второго ранга. — Что же он, невидимка, что ли?» Мы молчали, словно неудача случилась по нашей вине.
— Можете возвращаться в свои подразделения, — сказал капитан второго ранга.
Шли мы мимо Балаклавы строем. Командовал отделением не Демидченко, а главный старшина. Он решил, что возвращаться в Севастополь ночью не имеет смысла. Лучше переночевать у нас. Утром легче встретить попутную машину, а нет, так и пешком пройтись — небольшой труд.
— Товарищ главный старшина, разрешите обратиться с вопросом, — сбиваясь с ноги, нарушил молчание Танчук.
Начался подъем в гору, и командир взвода, прежде чем ответить на обращение Льва Яковлевича, отдал команду:
— Вольно. Можно идти вне строя. Обращайтесь, краснофлотец Танчук.
— Мы вот ни разу не были в городе. Посмотреть бы да и себя показать. А вы повели нас в обход.
— Кого показать? Нагорного с рваными брюками и синяками на лице?
Все засмеялись, но громче всех Демидченко. Подумать только, кому я помогал и с кем, кажется, дружил. Ирония судьбы, да и только. Рассказать бы сейчас всем, что представляет он собою в действительности. Но кто этому поверит? Ведь нет же ни одного свидетеля. Демидченко непременно воспользовался бы этим, потребовал бы наказания за клевету. Бывает же так. Тебе человек делает гадость, и он же потом в насмешку обвиняет тебя в невнимательности, приписывает тебе самые худшие качества, которыми может быть наделен человек. Ирония судьбы, да и только. Но ирония-иронией, а мне от этого нисколько не легче. Танчука словно подменили. Раньше он никогда не нападал на меня, а сейчас будто черт в него вселился.
— А мы при чем, что он все время присматривался, далеко ли ему бежать, если вдруг лазутчик нагонит на него страху.
— С перепугу дал такого деру, что еле удержал его за бушлат, — грубо съязвил Демидченко.
— Товарищ главный старшина, — вновь заговорил Танчук. — Надо бы Нагорного проверить повнимательнее. Может, в его брюках, кроме дыр, есть еще какие неполадки.
Шутки этой не приняли. Смеялся только Демидченко.
— Эх, Лев Яковлевич, хорошо тебе ходить в львиной шкуре. В моей бы ты взвыл не так, а может, чуток погромче.
— Это у тебя звериная шкура, — тут же окрысился Демидченко. — А на таких, как Танчук, держится вся береговая оборона.
— Прекратить разговоры, — вмешался главный старшина.
Оставшуюся часть пути шли молча. Настроение у меня совсем упало. До сих пор я чувствовал себя нормально, а тут почему-то разболелась ушибленная нога, неприятно заныли синяки и ссадины.
9
Близился конец апреля. Солнце поднималось все выше и выше. В полдень становилось уже совсем жарко. За все эти дни я ни разу не был в школе, ни разу не навестил Маринку. Занятия в радиокружке, по распоряжению командира отделения, проводил теперь Михась. Даже когда нужно было принести воды, командир посылал кого-нибудь другого, но не меня.
— Ты не обращай на него внимания. Когда-нибудь это у него перегорит, — успокаивал меня Лученок. С того памятного дня, когда лишь по счастливой случайности удалось избежать свалившейся на меня глыбы, Михась почему-то стал говорить по-русски.
ebooksa