— Позавчера, тридцатого июля, во второй половине дня отправилась в город, чтобы закончить оформление документов, связанных с поездкой за рубеж, и не вернулась. Я звонила ей по мобильному телефону, но она не отвечает…
— У Насти много друзей? — поинтересовался Стрижевский.
— Нет, особо близких — мало. Подруга, Лариса Сотникова, и парень, Денис Петелин. Ларисе я звонила, а телефон Дениса, не знаю.
— А Костецкому вы звонили?
— Звонила. Он виделся с дочкой днем. Настя сказала ему, что едет в УВД получать загранпаспорт. Костецкий сам встревожен…
— И последний вопрос, — пристально посмотрел Стрижевский на посетительницу. — Как Настя поступила с деньгами за проданную квартиру?
— Деньги внучка отдала на хранение отцу, хотя мы советовали ей положить их в банк.
— Выходит, деньги за проданную квартиру должны быть у Костецкого?
— Выходит, что так. Но я не интересовалась у него…
— Напишите заявление, и мы откроем розыскное дело. Вас будем держать в курсе. Если же Настя объявится — позвоните мне. Следователь взял из письменного прибора небольшой листок, набросал на нем несколько цифр и протянул посетительнице:
— Вот мой телефон…
Вадима Костецкого Стрижевский вызвал в прокуратуру по повестке.
Плотный, хорошо сбитый мужчина среднего роста, с волевым скуластым лицом и спокойным взглядом слегка прищуренных глаз уверенно вошел в кабинет следователя.
— Вызывали, гражданин начальник?
— Зачем же гражданин — можно товарищ, — слегка улыбнулся Стрижевский.
— Да где уж нам, бывшим зэкам, со свиным рылом в калашный ряд. Как только станет известно, что срок тянул, сразу настораживаются, дистанцию разрывают…
— И за что же тянул? — уже серьезно спросил Стрижевский.
— За друзей пришлось отдуваться — уговорили на шухере постоять, — не моргнув глазом ответил Костецкий.
— И сколько за шухер дают?
— Вы все уже знаете. Наверняка мое досье изучили, — ухмыльнулся Костецкий, вопросительно взглянув на следователя.