– Слушаюсь, господин полковник!
– …а отсидите после того, как мы завершим начатую операцию. Чтобы не запамятовать, я сразу же, только вот проведу совещание, подготовлю приказ. Это, конечно, подпортит ваш безукоризненный послужной список. Да не беда! Вы молодой, напористый. У вас всё впереди. Наверстаете ещё. А о другом задании речи быть не может!
– Простите… – вырвалось у капитана Прьето.
– Отставить! – шеф резко осадил его. – Дайте уж, любезнейший, договорить мне. Не скрою, я не ожидал, что вы, кого в нашем департаменте считают одним из самых опытных, надежных офицеров, человеком с железными нервами… Я и сам так считал. Не ожидал, что вы проявите малодушие, скисните: «Идущий на смерть», «виноват», «искуплю», что за жалкие слова?! Нельзя позволять, чтобы уязвленное самолюбие заслоняло главное. А сегодня главное для всех нас – распутать проклятый клубок, найти заговорщиков, предотвратить преступление.
Прьето молчал, понурившись.
– Мне было бы горько разочаровываться в вас, Исель. – Полковник нацепил на свой крупный нос очки, достал из кармана жилета старомодные часы на серебряной цепочке: – Без пяти одиннадцать. Пора приступать к оперативке. Но ещё два слова. Если хотите, расценивайте их как мой вам совет, капитан. В нашем деле легко перестать верить даже самому себе. В любых запутанных, сложных, трагических ситуациях не теряйте голову. И веру. В других тоже. Ну, хотя бы в тех, кто действительно относится к вам по–дружески…
ГЛАВА XII
У него затекла нога: противно покалывало в кончиках пальцев и в стопе, а выше – полная онемелость. Исель повернулся на левый бок, откинул край простыни и осторожно выскользнул из теплой постели. Клодин спала, свернувшись калачиком, разметав по подушкам густые длинные волосы, которые пахли морем, горными фиалками, солнечным пляжем, смолистыми пальмами, радугой – всем, чем пахнут волосы любимой…
Набросив короткий, похожий на куртку борца–дзюдоиста, халат, капитан, прихрамывая, поплелся умываться. Проходя наполненную смутным предутренним светом гостиную, задержался. Сколько раз бывал здесь Прьето – правда, вечно урывками, впопыхах, – он как–то не обращал внимания на эту просторную комнату, заставленную случайной мебелью, заваленную книгами. Книги были везде: на полке среди каменных мексиканских, а может быть, гватемальских статуэток (он не поленился взглянуть и тихо рассмеялся. Надпись гласила: «Сделано в Японии»); среди деревянных божков неизвестного происхождения, где стоял недорогой проигрыватель; на приземистом, неудобном, кривоногом диване. Стены тоже были достаточно живописны: афиша из кабаре «Каса Лома»; плохонькие репродукции Тулуз–Лотрека и Поллака; плакат, с которого хмурился исполненный люминесцентными красками Иисус Христос; повисшая на одной кнопке большая фотография. Исель подошел поближе: заросший, длинноволосый, долговязый юнец на фоне лозунга «Мейк лав, нот уор!»[5] довольно–таки нагло обнимал хорошенькую простоволосую Клодин. Он – по пояс обнажен, с увесистой цепью на шее. Она – в обтрепанных, обрезанных у колен джинсах, в мужской рубашке навыпуск и в кедах. Прьето нагнулся, взял наугад первую попавшуюся в свалке книгу: Режи Дебре, парижское издание «Революция в революции». Вытащил ещё несколько, тоже на французском: «Эрос и цивилизация» Маркузе; «Левизна. Сильнодействующее средство против старческой болезни коммунизма» братьев Кон–Бендитов; Бакунин, Ницше… Ага! Вот штуковина, выпущенная в Штатах: Джерри Руби «Сделай это».
Исель придвинул кресло к окну, устроился поудобнее и принялся за чтение. В предисловии сообщалось, что автор «исторического труда» является одновременно основателем и лидером наиреволюционнейшей «Международной молодежной партии», теоретическое кредо которой – «действие ради действия», что левее его «йиппи»[6], как называют себя члены этой странноватой партии, никого нет и быть не может… «Боже правый, какой ахинеей забивает свою голову Клодин!» – подумал капитан, но продолжал вчитываться в текст, силясь понять, чего не хочет и что предлагает молодежи апостол американских ультралевых Джерри Руби: «Любая идеология – болезнь мозга», «йиппи желают бегать голыми по Капитолийскому холму и в стенах конгресса!», «йиппи – это длинноволосый, бородатый, сумасшедший ублюдок (перечитал еще раз: да, так и сказано – ублюдок, и к тому же сумасшедший), для которого жизнь – театр, каждый момент создающий новое общество, в то же время разрушающий старое», «йиппи за сексуальную свободу, за свободу курения наркотиков», «сначала действуйте, думайте потом!».
Прьето отложил книжку, закурил. «Бред шизофреника! Или розыгрыш? А может, тонко рассчитанная провокация? Ведь кто–то издает эти «откровения» крикунов–ультрареволюционеров. Кому–то это на руку. Кому?!»
За завтраком, нет, всё–таки это уже скорее был обед, Клодин, которая только что смеялась над забавной историей, рассказанной Иселем, с неподдельной тревогой спросила:
– Ты правда так сильно любишь меня, как говоришь?
– Неужели всё ещё сомневаешься? Конечно, люблю…
– Да я не то чтобы сомневаюсь. Просто находит неожиданно тоска, и идиотские мысли лезут в голову. Я очень боюсь, милый, что скоро у нас с тобой всё кончится. Оборвется.
– Что за чепуха?! Почему?
– Не знаю. Я страшно невезучая. Кажется, вот оно, о чём мечтаешь, близко, совсем рядом. Протянешь руку, схватишь, разожмешь кулак, а там – пусто. – Слезы навернулись на глаза. Чтобы не расплакаться, девушка прикусила губу.
– Перестань, родная! Не выдумывай. Мы вместе Мы любим друг друга. От нас самих зависит будущее, а всё будет отлично.
– Дай–то бог.
– Даст, даст! Надо только очень захотеть. А кто тот тип на фотографии в гостиной?
ebooksa