– Послушай, Роберто! Тебе уже за пятьдесят, а ты всё такой же ноющий, вечно недовольный ребенок, каким я тебя впервые увидел в кино, когда ты с родителями переехал в наш город из Сан–Карлоса. Перестань, ради Христа, копошиться в себе и выставлять свои болячки и недуги напоказ. Поверь мне, созерцание собственного пупа никому не приносило пользы, кроме Будды. И то если он действительно был. Я добра тебе хочу…
Гость ушел, хлопнув дверью. Огорченный дон Аннибаль развел руками:
– Я допустил бестактность, но мне претит эта манера во всех сомневаться, всех оплевывать, выставляя везде своё «я»…
– Да брось, пап! – Глория погладила седеющую голову отца и прижалась к нему. – Не переживай! Сеньор Торсеро не из тех, кто протянет руку в несчастье. Равнодушный и черствый, он скорее может предать.
Этот разговор состоялся в 1970 году, и кто мог подумать тогда, что четыре года спустя слова дочери окажутся пророческими.
С приходом к власти в Чили военной хунты Роберто Торсеро совсем лишился сна. Он пребывал в вечном страхе, что его по ошибке, из–за каких–нибудь старых связей могут арестовать. И он лишился сытой жизни, уюта, который ему любовно создала третья по счету жена. Но больше всего Роберто боялся боли. После того как он догадался, что дон Аннибаль связан с подпольщиками, его ночи превратились в адскую муку: ему чудилось, что к ним в дом вламываются дюжие молодчики, крушат всё налево и направо, рвут драгоценные книги, рыскают по комнатам – «Где вы укрываете коммунистов?» – потом хватают дона Торсеро и отвозят в сырую холодную камеру, по которой бегают и противно пищат голодные крысы. А дальше – дальше ему загоняют иголки под ногти, дробят молотком фаланги пальцев, пытают электротоком…
25 марта 1974 года хирург чильянской больницы дон Роберто Торсеро, едва взошло солнце, явился в полицейский участок и донес на коллегу Рамиреса.
О"Тулы об этом узнали из письма, которое Глория получила от своей тетки из Чильяна.
Три недели спустя после ареста дон Аннибаль, не выдержав жесточайших мучений, скончался в тюрьме от разрыва сердца, не выдав никого из подпольщиков и не указав месторасположения госпиталя. Его похоронили в грубом некрашеном гробу за чертой городского кладбища, где жмутся друг к другу заброшенные полуосыпавшиеся могилки самоубийц (по официальному заявлению военных властей, Аннибаль Рамирес, шестидесяти трех лет от роду, будучи в невменяемом состоянии, покончил с собой). Доктора чильянской бедноты провожали сотни людей: рабочие, домохозяйки, его коллеги по больнице и – на всякий случай – вооруженный патруль карабинеров.
Когда Фрэнк закончил рассказ, Глория улыбнулась блеклой, вымученной улыбкой капитану Прьето:
– Не обижайся, Исель, что мы отняли столько времени на наши грустные дела…
– Да ты что, Гло? Или мы не друзья?
– …Друзья. И право, я уже успокоилась. Мне стало даже немного получше. – Она поднялась. – Пойду умоюсь, а то ещё не возьмете меня такую зареванную в аэропорт.
– Что у тебя? Выяснил всё о «Трех А»? – спросил панамца О"Тул.
– Моя версия оказалась ни к черту не годной. Я как плохой картежник: в азарте принял тройку за козырного туза, – контрразведчик посмотрел на часы, до отправления его рейса оставалось ещё два с половиной часа. – Сколько времени нужно, чтобы добраться до аэропорта?
– При хорошей езде не больше тридцати минут.
– Отлично! Тогда у меня есть к тебе предложение. Деловое. Уверен, что оно заинтересует тебя. Но прежде скажи, что вы решили…
– В отношении работы?
– Да. Какую страну ты выбрал?
– Гондурас, как ни смешно.
ebooksa