— Так у него ж акцент татарский, хрен тебя знает, поверишь или нет…
— Ну, так… — беспомощно развёл руками Тарас Иванович. — Показался бы?
— А то у него рожа русская, — хмыкнул Беседин. — Пойдём лучше к этому Ишбеку наведаемся, у которого цельная зондеркоманда СС в винном погребе пряталась. Такой себе, понимаешь, хозяин медной горы. Кто он таков, хотел бы я знать? — спросил Фёдор Фёдорович риторически.
Пашка, толкавшийся всю дорогу в бок, незамедлительно доложил:
— Бывший бухгалтер «винзавода Юлиуса». При наших — счетовод винсовхоза «Солнце свободы», а теперь вроде как ротный здешних «оборонцев», или что-то такое.
— Ты гляди? — удивился Беседин, даже остановился. — Откуда сведения?
— А я видел, как татарский патруль ему докладывался прямо у калитки, на пороге дома.
— Биографию его трудовую, я тебя спрашиваю, — оборвал его Фёдор Фёдорович, — откуда знаешь?
— Так мой батя бухгалтер был, — несколько смутился Пашка, почесавшись в вихрастой макушке. — В Госбанке работал. В Карасубазаре. Таким вот, как этот Ишбек, счета подписывал. А потом — в чайную, как говорится, «на коня», или «на ишака» по-здешнему. Традиция… — запыхавшись от беготни, которой за последние час-полтора выдалось без продыху, Пашка, согнувшись, упёрся ладонями в костистые коленки.
— Понятно… — протянул Беседин. — Вот с этого Ишака, то есть Ишбека, и начнём. Так сказать, воздаяние по заслугам. В этом свете нам даже засада их очень кстати… — добавил он, загадочно щурясь.
— Это на каком таком свете? — недоумённо нахмурился начштаба, споткнувшись о корневища сосен, еле видимые во мгле.
— Ну, понятно, что не на том, — хмыкнул Фёдор Фёдорович, мельком глянув на порозовевшее предрассветное небо. — На этом пока, в свете указаний центрального штаба, так сказать. Будем производить акт этого… как его, холеру… возмездия.
Керчь. Рабочий поселок «Колонка»
Войткевич, Новик и Наташа
— Это дядя Гриша, — прикрыв губы краем платка, отчаянно шипела Наташа, пока возничий в дрянной шинелишке, чуть ли не газетной толщины, приближался.
— Твой дядя? — с сомнением переспросил Яков, вроде беспечно держа на сгибе локтя «маузер», но с пальцем двупалой варежки, просунутым под скобу пускового крючка. — Ну и родственнички у вас, мадемуазель.
— Он мне не родственник, — горбясь так, чтобы платок конспиративно насунулся на лицо, продолжала гусыней шипеть недавняя, а может, и нынешняя (расспросить её как-то не было времени) подпольщица. — Но он и не предатель. Дядя Гриша партизан.
— Дядя Гриша партизан, — со стихотворной интонацией передал «гефрайтер» Войткевич «фельдфебелю» Новику. — Так что нечего тут вам.
Тот отреагировал похоже — всё-таки не один пуд тротила вместе израсходовали.
— Ну да, — кивнул Новик. — Дядя полицай, дедушка староста. Интересно даже, остались тут у немцев честные предатели?