Семен Кузьмич не ответил. Что здесь придумаешь? Из пальца воду не высосешь! Наступают на аул грозные «эрчи» — движущиеся пески, — пересыхают ябы и арыки. Что же делать декханам? Бросить родное пепелище, итти на чужие поля в чайрикеры (издольщики) или есть горький хлеб гунлюкчи (батрака)?
Пронзительный металлический визг заставил их испуганно оглянуться, Женщины брали для домашних надобностей воду из глубочайшего общественного колодца. Около десятка туркменок, впрягшись гуськом в лямку и согнувшись как бурлаки, тянули наверх огромное кожаное ведро. На свежего человека картина эта всегда производит удручающее впечатление. Мухамед понурился еще более. Тяжелая первобытная жизнь! Как много еще нужно труда и терпения, чтобы облегчить участь этих, родных Мухамеду по крови, людей!
— Вот, — сказал он, вытаскивая из кармана какую-то бумагу. — Вот протокол общего собрания аула, с постановлением организовать в Сан-Таше мелиоративное товарищество. Думаем купить небольшой дизель и устроить моторную водокачку. Но мало подписей, очень мало! Одна молодежь, комсомольцы! Старики не верят в это дело, отказываются.
Семен Кузьмич небрежно, искоса поглядел на «подписи» протокола, на прихотливый узор оттисков больших пальцев, обмокнутых в чернилах.
— От этого протокола толку не больше, чем от бумаги, на которой пес наследил грязными лапами. Дизель, моторная водокачка! Может быть еще водонапорную башню соорудить? Рублевский водопровод в пустыне Кара-Кум?
— Не смейся, уртак — обиделся Мухамед. — Кто боится воробьев, тот не сеет. Надо же что-нибудь предпринимать!
— Погоди серчать, — перебил его Немешаев. — А на кой чорт вам моторная водокачка сдалась, когда воды в арыке нет? Вода у узбеков, а у вас водокачка? В огороде бузина, а в Киеве дядька! Не то, брат Мухамед, надобно делать. Необходимо с узбеками договориться и воду полюбовно поделить, А для этого в первую очередь нужно с ними мировую заключить. Скажи, не провоцирует ли кто-нибудь твоих аульчан на побоище с узбеками? Кому это может быть выгодно? Может быть мулла пакостит? — покосился Семен Кузьмич на надменно высокий минарет.
— Пословица говорит: «Не режь от того куска, за который мулла зубами ухватился» — скупо улыбнулся Мухамед. — Но наш мулла на это дело не пойдет, трус! Напугали мы его. А подозреваю я другого человека. Об Арке Клычеве слышал?
— Басмач Канлы-Баш! — встревожился Немешаев. — Еще бы не слышать! О нем даже у нас в Ташаузе известно. Это верный кандидат на виселицу, если не сорвавшийся уже с нее. Он ведь, кажется, из шайки Шалтай-Батыря?
— Говорят, что так. Канлы-Баш четыре месяца в нашем ауле безвыездно живет. Зачем, а? Вот ему — прямая выгода стравить туркмен с узбеками, а когда дело дойдет до побоища — вмешаться и обчистить при помощи Шалтай-Батыря обе враждующие стороны. Эге!.. — тревожно поднялся вдруг Мухамед. — Начни говорить про чорта, увидишь его рога. Вон он катит!..
ГЛАВА ТРЕТЬЯ.
С ближайшего бархана длинной ногайской рысью, брызгая пылью из-под копыт, спускался серый айгыр (жеребец). Всадник, одетый в халат из грубой ткани и опоясанный веревкой, сидел в седле с той нарочитой небрежностью, которая присуща только матерым кавалеристам.
Увидав Мухамеда и Немешаева, басмач свернул в их сторону и остановил жеребца возле крыльца школы. Спрыгнув с цветного киргизского седла, Канлы-Баш сунул под потник руку — не горяч ли конь, можно ли расседлать — и лишь после этого привязал айгыра надежным степным узлом к саксауловому кусту.
— Ишь как коня заморил, все жилы дрожат! — сказал осуждающе Семен Кузьмич. — И где его черти носят, и чего он вынюхивает?
Покачиваясь на кривых ногах истого номада, Канлы-Баш подошел к крыльцу и опустился на корточки.
— Ас- салам-алейкум, — буркнул неприветливо басмач.
Мухамед не ответил и отвернулся демонстративно. Немешаев же откликнулся насмешливо.
— Здорово, пехлеван[7]!
Басмач или не понял или не обратил внимания на насмешку. Лицо его, молодое и дикарски выразительное, было устало, а в глазах Канлы-Баша залегло, как показалось Семену Кузьмичу, болезненное раздумье.
Басмач Арка Клычев, по прозвищу Канлы-Баш, не принадлежал к племени туркмен-иомудов, населявших аул Сан-Таш. Иомуды были для него чужаками. Канлы-Баш вел свой род от неизвестного мелкого племени, от одной из тех крошечных племенных брызг, которые, утратив свое родовое единство, влились небольшими группами в основные туркменские племена.
ebooksa