Бойцы тихого фронта

Тем временем деятельность остальных звеньев группы шла полным ходом. Борьба велась на земле и на море. Она велась и в эфире. Война в эфире предшествовала другой войне — той, которую впоследствии бесстрастно зафиксировала история в своих анналах, которая погубила десятки миллионов людей, грозила гибелью всей цивилизации…

Республиканская Испания сражалась храбро, самоотверженно, но интервенция фашистских государств, покровительствуемая политикой так называемого «невмешательства», делала свое черное дело. Летом 1938 года после переменных успехов для обеих сторон и после чудес героизма, проявленного интернациональными бригадами и республиканскими частями, фашисты Франко предприняли массированную атаку против Арагонского фронта и прорвались к Средиземному морю. Это было началом конца.

В июле 1938 года правительство республики официально объявило, что согласно принять предложение международной комиссии, учрежденной Лигой нации, о полной эвакуации интернациональных бригад только в том случае, если Франко даст согласие на вывод итало-немецких частей. Разумеется, Франко сразу же дал обещание — что стоило этому черному изменнику родины дать обещание, которое он и не думал выполнять. А республиканское правительство, верное данному слову, отдало распоряжение интернациональным бригадам сдать оружие и подготовиться к эвакуации под наблюдением комиссии Лиги наций.

В конце 1938 года, когда бригады должны были отправиться к французско-испанской границе (комиссия Лиги наций деловито закончила свою лицемерную миссию), в Валенсии произошло одно из самых трогательных событий в истории Испанской революции. Народ Испании простился с тысячами бойцов интернациональных бригад — добровольцами свободы. От имени Народного фронта Пассионария произнесла взволнованную речь:

— И Харама, и Гвадалахара, и Брунете, и Белчите, и Ливанте, и Эбро воспевают в бессмертных строфах достоинство, самоотверженность, целеустремленность, дисциплину воинов интернациональных бригад. Коммунисты, социалисты, анархисты, республиканцы, люди разного цвета кожи, разной идеологии, религии, глубоко любящие свободу и справедливость, оказали нам огромную помощь. Они отдавали все, одни — молодость, другие — зрелость, отдавали знания и опыт, кровь и жизнь, надежды и мечты, ничего не требуя, кроме места в рядах борцов. Знамена Испании, славьте героев! Склонитесь в память о них!

В конце января 1939 года на испано-французской границе, которая тянется по заледеневшим вершинам Пиренеев, скопились сотни тысяч беженцев и десятки тысяч добровольцев. Разоружаемые французскими жандармами, бойцы интернациональных бригад строем переходили на французскую землю, там их ожидали наспех сооруженные и тщательно охраняемые лагеря. Гражданские беженцы также были взяты под контроль и наблюдение — ведь этот народ голосовал за «Красную Испанию», сражался за нее, от него всего можно было ожидать… Кабинет Леона Блюма уже пал, его место занял Даладье, после него должен был прийти Лаваль, но реакция, французская империалистическая буржуазия оставались неизменными…

Читатель, наверное, спросит: были ли выведены из другой части Испании военные группировки Гитлера и Муссолини, как это обещал Франко? Срочно прибывшие в Испанию по призыву мятежников, интервенты чрезвычайно медлили с эвакуацией, выжидая ухода интернациональных бригад, а потом вывод войск был вовсе прекращен, их наличные силы поддержали наступавшие полчища Франко. Обреченность республики стала для всех очевидной.

Впрочем, о республике уже никто не думал — она была отдана фашизму в качестве жертвы, хотя все еще сражалась… Да и кто из «великих» западных стран мог думать о ней, когда опасность стучалась и в их двери… А она постучалась к ним еще в сентябре 1938 года, когда в Мюнхене Гитлер стукнул кулаком по «круглому столу переговоров». Отдав Испанскую республику агрессорам, «великие» державы поступились Чехословакией и Австрией, затем настал черед Польши… Чудовище вылезало из своей берлоги.

С падением республики наша работа в Париже, естественно, прекратилась. В начале 1939 года мы с Галиной собрали свои чемоданы в дорогу. Петр Григоров уехал с важными поручениями в США. Но в целом группа оставалась. Остались глубоко законспирированные наши сотрудники во Франции, Италии, Германии, Португалии, Испании. Войдя в новую оперативную организацию, в годы войны они самоотверженно сражались против «нового порядка», и многие из них погибли в гитлеровских концентрационных лагерях или были расстреляны. Ныне имена этих героев окружены заслуженным ореолом славы.

Война в Испании закончилась, а спустя некоторое время началась мировая война, увертюрой к которой была испанская трагедия. Приближались жестокие времена, вчерашние покровители фашизма и национализма должны были стать жертвой своего политического лицемерия. Подобно легенде о дровосеке и злом духе в бутылке, они с преступной политической наивностью откупорили пробку и выпустили злого духа, когда он превратился во всепоглощающее свирепое чудовище, они, в отличие от героя легенды, оказались перед лицом бедствия слабыми, жалкими и беспомощными… И только великая социалистическая Страна Советов, которая дальновидно предупреждала о приближающейся угрозе, взяла, на свои плечи тяжелое бремя спасения человечества.

Часть шестая

ВЕЛИКАЯ ОТЕЧЕСТВЕННАЯ ВОЙНА. НА ЗАЩИТУ МОСКВЫ. СОЛНЦЕ НАД БОЛГАРИЕЙ

1. ОТЕЧЕСТВЕННАЯ ВОЙНА

Начало Отечественной войны — 22 июня 1941 года — застало меня в Москве. Я был преподавателем Военной академии имени М. В. Фрунзе. Кроме меня, в академии преподавали наши болгарские коммунисты Цвятко Радойнов и Иван Кинов-Чернов. В разные годы до этого здесь работали преподавателями Георгий Дамянов-Белов и Асен Греков — будущие создатели болгарской Народной армии. В последнее время Академия имени М. В. Фрунзе приобрела исключительно важное значение в деле повышения боеготовности и боеспособности вооруженных сил. Время не ждало, война в Европе уже бушевала, и только месяцы, недели, дни отделяли нас от ее пожара.

Весь преподавательский состав академии во главе с ее начальником Б. М. Шапошниковым прилагал огромные усилия, чтобы успеть при имевшихся возможностях подготовить как можно больше командных кадров. Все мы понимали: от уровня подготовки выпускников академии завтра будет зависеть многое, очень многое…

От перегруженности у меня часто болела голова. К концу недели боль становилась нестерпимой, и я откладывал в сторону книги и брался… за рубанок. Я любил столярное дело. Это занятие было для меня настоящим отдыхом. Встав за верстак, я забывал обо всем: этот труд приносил мне покой и наслаждение… Любил физический труд и Павел Иванович Берзин. Когда он узнал, что я люблю отдыхать за верстаком, он сказал: «Хорошо тебя понимаю. Ничто не может мне заменить часы, проведенные у токарного станка…»

Как-то потом Наташа Звонарева мне рассказала, что Берзин после особенно тяжелого дня спускался в авторемонтную мастерскую, расположенную в подвальном помещении Четвертого управления, и запускал станок — в прошлом он был рабочим-металлистом: надев комбинезон, работал час, а то и больше, а затем возвращался в свой рабочий кабинет планировать ожесточенные битвы «невидимого фронта»…

Когда мы вернулись из Парижа, я установил верстак под лестничной клеткой, отгородив небольшое помещение. Оно, конечно, было тесным и не особенно приветливым, но полностью устраивало меня: я просто нуждался в уголке, где можно было с наслаждением вдыхать аромат оструганного дерева, ощущать пальцами его гладкую поверхность…

В то роковое воскресенье — 22 июня 1941 года — я работал в своей импровизированной мастерской. Встал очень рано — головная боль прогнала сон — и спустился вниз.

Увлеченный работой, я неожиданно почувствовал за спиной присутствие человека. Повернулся. Это была Галина. На ней буквально лица не было. Она смотрела на меня широко открытыми глазами, губы крепко сжаты, словно онемевшие, лицо белее снега. Я сразу понял: случилось ужасное.