Опасности диких стран

— Да, это прекрасно, это беспредельно прекрасно! — сказал Генрих Стуре, увлекшись чудным величием северной природы.

— Взгляни теперь туда, на множество черных точек на волнах, — продолжал Густав. — Это лодки рыбаков. Три тысячи лодок с двадцатью тысячами храбрых мужей, а в бухте Вагое ты уже можешь различить вымпелы и мачты яхт, принадлежащих купцам. Там мы найдем моего отца, он распоряжается двадцатью лодками. Он тебе, наверное, понравится и охотно поможет, насколько это будет в его силах.

— Как тебе известно, у меня к нему письмо от трондгеймского губернатора, генерала Мюнтера, — сказал Стуре.

— Э, что там! Ты для нас хорош и сам по себе, — возразил Густав, — в Лингенфиорде, где мы живем, мало значат письма твоего генерала. Мне в тебе то нравится, Генрих, что ты умеешь хорошее слово сказать, что рука твоя всегда готова помочь в беде, вот это у нас любят, за это я и хочу быть твоим другом.

Он снял руку с руля, протянул ее Генриху и сильно пожал ему правую руку; тог ответил также не менее сильным рукопожатием.

Стуре чувствовал себя одиноким в этой новой среде, и грубая сердечность его нового друга была ему гораздо более по душе, чем вежливые речи участия, которые ему прежде так часто приходилось выслушивать.

В то время, когда друзья мирно разговаривали, яхта поспешно продолжала свой путь и быстро приближалась к рыбачьим стоянкам на другом берегу фиорда. Маленькие черные точки, плававшие в воде, мало-помалу увеличивались и оказались, наконец, большими шестивесельными лодками, в которых кипела хлопотливая деятельность. Над шумными волнами перекатывался тысячеголосый оклик, сети и удочки беспрестанно то поднимались, то погружались в воду; лодки с быстротою молнии спешили к берегу и снова возвращались в море; все это соединялось в такую разнообразную картину, что не могло не произвести впечатления на чужестранца: он почувствовал мало-помалу непреодолимое желание тоже окунуться в этот пестрый водоворот. Горячий интерес к делу, возбужденный в нем кипучею деятельностью, заставил его забыть о холодных ветрах, разгуливающих по морю, несмотря на солнечные лучи, о диких ледяных вьюгах, которые здесь в полярном поясе могут явиться в несколько минут и уничтожить людей вместе с их лодками. Ему представлялось на первый раз только веселое зрелище: рыболовы, развевавшиеся пестрые флаги, дома и хижины, увешанные вымпелами… Как истый рыболов-северянин, с криком присоединился он к общему веселью, когда увидел поднятую сеть с извивающейся в каждой петле трескою.

Он подбросил свою шапку, как и все рыбаки, когда их яхта с надписью: «Прекрасная Ильда из Эренеса» появилась между сотней рыбачьих лодок, которые ее радостно приветствовали; она обогнула утесы, направилась к гавани и там бросила якорь между множеством других больших и маленьких яхт, бригов и шхун.

У Густава теперь оказались полные руки дел, так что пассажир его надолго был предоставлен самому себе; он воспользовался этой свободой и пробрался на заднюю часть судна, откуда мог наблюдать за рыбною ловлею во всех ее подробностях.

При выходе из бухты, около голого, скалистого острова видно было особенное оживление. Пятьсот или шестьсот лодок с тремя, четырьмя тысячами сидевших в них рыбаков занимались здесь ловлей трески. С веселыми песнями и криками закидывали они одни невода и вытаскивали другие: пойманных рыб было так много, что приходилось их вынимать из воды осторожно, освобождая понемногу из петель, чтобы не порвать нитей. Во многих других местах в воду погружали громадные бичевы, на которых сидело более тысячи удочек; тогда ловля на удочки была гораздо в большем употреблении, чем теперь. Потом рыбаки спешили с полными лодками в бухту, в которой возвышалось много красных каменных утесов. Туда свозили рыбу, там ее хватали окровавленными руками и бросали на столы, где и потрошили. Острыми ножами распарывали брюхо, одним взмахом пальцев вынимали внутренности, еще взмах ножа, и голова валилась в одну бочку, а жирная печень — в другую; через минуту то, что сейчас было живым существом, висело уже распластанное и покачивающееся на сушильном шесте. С ужасною быстротою исполняли эти люди свое кровавое дело; жадно выбирали они самые большие и сильные жертвы, с особым наслаждением выполняли над ними обязанность палачей и насмехались над страданиями сильно бьющихся несчастных немых осужденных. Стуре скоро почувствовал отвращение к этой бойне. Он отвернулся и сказал про себя: «Это ужасное, жалкое побоище; я не могу больше видеть этого. Так вот зачем приезжают на эти голые утесы двадцать тысяч человек, вот почему они радуются и ликуют как полуумные, и борятся с бурями полярного моря? Какой грубый, ужасный народ! Впрочем, нет, — поспешил он прибавить, — я несправедлив к ним; наверное, они бы избегали этих негостеприимных утесов и предпочли бы сидеть дома, в четырех стенах, если бы их не гнала сюда нужда. И разве со мною не тоже самое? Разве не гонит и меня борьба за существование, чувство самосохранения в этот мир льдов и снегов! — прибавил он тихо. — Но я не хочу ловить рыбу, да будет проклято это грязное, кровавое дело!»

Размышления его в эту минуту были прерваны легким ударом по плечу; он быстро обернулся и очутился лицом к лицу с Густавом Гельгештадом, который громко воскликнул:

— Ты уже опять в мрачном настроении? Я не понимаю, как это можно, когда вокруг такое веселое зрелище. Мне самому так весело, как будто бы мне принадлежали все рыбы в Вест-фиорде. Сестра Ильда приехала с отцом. Смотри, вон они сидят в той лодке.

Он увлек за собой Генриха Стуре навстречу лодке, которая только что подъехала к судну. В нее спустили веревочную лестницу. Крепкий мужчина в синем сюртуке из грубого сукна помогал выходившей из лодки девушке с роскошными, темнорусыми волосами.

— Держись за лестницу, Ильда, — закричал старик.

Через минуту девушка стояла уже на нижней ступени, медленно, но с полной уверенностью влезла по лестнице и протянула руку брату, который и помог ей взобраться на палубу.

— Ну, вот и я, — ласково воскликнула она, — рад ты или нет, что нашел меня тоже в Вест-фиорде, Густав?

— Я почти рассчитывал на то, что отец возьмет тебя с собою, — нежно отвечал он. — Благослови тебя Господи, Ильда! Счастливо доехала?

— Да, хорошо. А ты — тоже, брат?

— Все благополучно, Ильда. Я вижу, рыбная ловля в полном ходу?

— Удивительно богатая ловля, Густав. Все сушильни полны. Вчера был день на редкость: все это говорят. Жирные, большие рыбы, так что сети рвались; просто веселье, Густав, я не могу вдоволь насмотреться.