Опасности диких стран

Он громко захохотал, усиленно закивал своей высокой остроконечной шапкой и сгорбился над посохом, когда увидел, как его вопрос подействовал на Стуре.

— Вот видишь, батюшка, вот видишь! — вскричал он тогда, — разве ты справедливее, разве ты лучше?.. Но ты и не можешь быть иным, потому что тогда они обращались бы с тобою, как с нами, они оттолкнули бы тебя, как собаку, и тебе оставалось бы только бежать в пустыню к моему презренному народу.

Афрайя сказал эти последние слова ясным громким голосом, исполненным достоинства. Растроганный Стуре с участием слушал его речь.

— Значит, если ты справедливо рассуждаешь, ты и сам не должен желать, чтобы дитя мое вернулось в Лингенфиорд, пусть оно останется с теми, которые ее почитают дочерью Афрайи. А теперь, — продолжал он в своем обычном насмешливом тоне, — поговорим о твоих делах, юноша, только за этим я и пришел сюда; Часто, когда ты лежал в постели без сна, губы твои шептали мое имя, ты звал меня.

— Ну, так ты знаешь больше, чем я сам, — сказал Стуре.

— Ты звал меня, потому что я тебе нужен, ты расходуешь много денег и кормишь много народу, так что твои мешки и сундуки пустеют.

— Ты говоришь правду, — сказал поселенец, — и я боюсь, что буду не в состоянии окончить своего дела!

Афрайя хрипло засмеялся.

— Не бросай твоего дела, батюшка, твое дело хорошее. Гельгештад придет и тебя похвалит. Твоя мельница ему понравится и трудолюбие твое также.

— А если Лигенфиордский купец не захочет снабдить меня деньгами и товаром, могу ли я рассчитывать на твою помощь, Афрайя?

— Будь спокоен, я сдержу свое обещание, — усмехнулся старый колдун, кивая головою. — Когда придет время, что тебе понадобится моя помощь, сойди вниз к фиорду на то место, где ты уже раз встретил меня между обломками скал; там позови меня в тот час, когда на небе появляются ночные светила, и где бы я ни был, я услышу твой голос. Назови мое имя тихо, так тихо, как бог ветра порхает по верхушкам молодой травы, и Афрайя будет стоять перед тобой.

Владельцу гаарда почти показалось, что он заключает договор с самим дьяволом, и действительно маленький лапландец казался ужасным со своими высматривающими, вращающимися глазами.

— А что ты потребуешь от меня за свою услугу, Афрайя? — спросил он его наконец.

— Ничего, батюшка, ничего, — сказал старик, приложив в знак уверения руку к сердцу. — Ты получишь мои деньги даром. Но теперь мне надо идти, так как мой путь далек. Когда-нибудь ты сам придешь и увидишь страну, которую они называют пустыней; но я тебе покажу то, чего никто никогда не видал, и ты будешь удивляться. Теперь же, прощай!

С этими словами он подошел к оленю, вскочил на него, взял в руки недоуздок, свободно висевший на шее умного животного. Легким ударом он заставил его двинуться, желтые собаки последовали за господином, и олень быстро взобрался со своим старым седоком по крутой стене, с которой спадал Бальс-эльф.

Стуре смотрел ему вслед, пока он не пропал на вершине. Потом он в раздумье повернул назад и почувствовал, что обещание Афрайи значительно успокоило его. Когда он вернулся домой, он решил тотчас же отправиться в Лингенфиорд, так как Олаф высказывал убеждение, что Гельгештад должен вернуться. Добродушный норвежец еще раз заявил полную готовность принять на себя надзор за всеми работами до возвращения владельца и обещал к тому времени окончить постройку амбара. Он объявил, что не будет заботиться о бесполезных работах по постройке мельницы и расчистке дороги, но и не будет им мешать, так как всякий человек сам должен знать, что ему вредно или полезно.

Деятельный и заботливый поселенец сделал необходимые распоряжения на время своего отсутствия, на следующее утро взял лучшую лошадь и отправился в путь. Молодое сильное животное быстро перенесло его через горный хребет, отделяющий Бальсфиорд от Уласфиорда, и в поздний послеобеденный час он увидел с вершины плоскогорья, по которому ехал, блестящий Лингенфиорд.

Далеко внизу лежал этот синий морской залив, а у бухты из зелени берез выглядывал красный дом. Молодым человеком овладело чувство, похожее на тоску по родине. Бальсфиорд с приветливыми маленькими долинами, с лесом и шумящим потоком был, без сомнения, более плодороден и имел романтический характер, но здесь Стуре находил все и прекраснее и привлекательнее. Он погнал лошадь, въехал в круто ниспадавшую долину, через полчаса был уже внизу и с громким «ура!» замахал шляпою Ильде и Клаусу Горнеманну, которые Сидели за столом, на лужайке перед домом. Пастор поспешил навстречу вновь прибывшему и весело его приветствовал. Ильда только положила работу и не сделала ни шагу, но когда давно ожидаемый гость подошел к ней и протянул ей руку, радость пересилила ее всегдашнюю сдержанность.

Она улыбнулась, и в глазах засветилось искреннее, сердечное приветствие.

Сколько было тут разговоров и расспросов!