Но, глядя на Хоро и изо всех сил стараясь не упасть, он просто не мог этого принять.
Да, это было бы не окончательное расставание. Он это знал. Для торговца не видеться с другом год или два – ситуация частая. И отнюдь не невыносимая.
Поэтому он сам не мог понять, почему сейчас, в случае Хоро, она таки была невыносима. Он так сильно ее любил? Возможно, из-за того, что он человек, а она волчица?
Только эти объяснения шли Лоуренсу на ум, и сейчас они казались ему вполне разумными.
Но он не мог найти слов, чтобы ответить Хоро. И потому молчание нарушила она.
– Я убеждена, что имею полное право сердиться. Своими поступками ты говоришь, что не доверяешь мне?
Она была права. Лоуренс любил ее и верил, что она чувствует к нему то же. Он хотел в это верить.
Но, как весьма сердито указала Эльза, он просто не мог смириться. И не понимал, почему. Потому что он торговец, который в глубине души не доверяет никому и ничему? Который сомневается и в людях, и в товарах?
– Мне не хочется этого говорить, но, надеюсь, ты простишь меня, если тебе будет больно это слышать. Я… я не собираюсь просто сказать «прощай», когда мы расстанемся. Я что, должна объяснять тебе абсолютно все?
Лоуренс уставился на Хоро, потрясенный ее словами.
– Ч-что?
– Что ты сейчас сказала?
«Я что, должна объяснять тебе абсолютно все?» Она произнесла это так, словно хранила какой-то величайший секрет, но Лоуренс представления не имел, что бы это могло быть. Какое-то смертельно важное
Лоуренс думал – даже более напряженно и глубоко, чем когда пытался найти способ не ехать в Киссен; и все это время рука Хоро оставалась в его руке.
Хоро, насупив брови и глядя на Лоуренса снизу вверх, тоже думала.
– Ах! – вырвалось у них одновременно; и это явно было не простое совпадение.
– Ты, не может быть!..
– Ээ, нет…
Хоро потрясенно смотрела на Лоуренса; тот прижал ладонь к губам и отвернулся. Неужели нечто столь абсурдное может оказаться правдой?
Этот вопрос Лоуренс задал сам себе; однако же другой ответ на ум не шел. Как только эта мысль проникла ему в голову, никакой другой возможности он уже не мог себе представить.