Паспарту слушал, сжимая кулаки.
– Теперь, – продолжал Фикс, – мистер Фогг, видимо, возвращается в Англию? Что ж, я последую за ним. Но отныне я приложу столько же забот и стараний, устраняя с его пути все препоны, сколько я ранее прилагал, умножая их. Как видите, я меняю свой образ действий потому, что это в моих интересах. И заметьте: в ваших тоже, ведь только в Англии вы узнаете наверняка, кому служите – преступнику или порядочному человеку!
С величайшим вниманием выслушав речь Фикса, Паспарту пришел к убеждению, что сыщик на этот раз нисколько не лукавил.
– Итак, мы друзья? – спросил Фикс.
– Друзья? Ну уж нет, – отвечал Паспарту. – Союзники – еще куда ни шло, но с одним условием: если я только почую предательство, мигом сверну вам шею.
– Согласен, – инспектор полиции невозмутимо кивнул.
Через одиннадцать дней, 3 декабря, «Генерал Грант» вошел в залив Золотых Ворот. Путешественники сошли на берег в Сан-Франциско.
Мистер Фогг за это время не потерял и не выиграл ни одного дня.
Глава XXV
где дается беглое описание Сан-Франциско в день митинга
Было семь часов утра, когда Филеас Фогг, миссис Ауда и Паспарту ступили на американский континент, если можно так назвать плавучую пристань, на которую они высадились. Поднимаясь и опускаясь в зависимости от прилива и отлива, такая конструкция облегчает погрузку и выгрузку судов. Здесь пристают клиперы всех размеров, пакетботы всех стран, а также многоэтажные пароходы, курсирующие по реке Сакраменто и ее притокам. Тут же сваливают груды всевозможных товаров, отправляемых в Мексику, Перу, Чили, Бразилию, в Европу и Азию, а также на острова Тихого океана.
Паспарту вне себя от радости, что наконец достиг американской земли, счел своим долгом покинуть корабль не просто так, а исполнив по этому случаю сальто-мортале высшего класса. Но когда он с разгону прыгнул на причал, доски которого прогнили, настил не выдержал, и бедный парень едва не провалился. Вконец обескураженный тем, какой неловкостью обернулась его попытка с шиком приземлиться на новом континенте, бедняга испустил оглушительный вопль, заставив взлететь в воздух целую стаю напуганных бакланов и пеликанов – завсегдатаев плавучих пристаней.
Мистер Фогг, едва сойдя с парохода, осведомился, в котором часу отходит ближайший поезд в Нью-Йорк. Оказалось, в шесть вечера. Стало быть, им предстояло провести в столице штата Калифорния целый день. Филеас Фогг нанял экипаж и сел в него вместе с миссис Аудой.
Паспарту вскочил на козлы, и экипаж – три доллара за поездку – покатил к гостинице «Интернациональ».
Со своего высоко расположенного сиденья Паспарту с любопытством озирал большой американский город: широкие улицы, низкие, ровно, как по линеечке, выстроенные дома, церкви и храмы в англосаксонском готическом стиле, гигантские доки, склады, похожие на дворцы, одни деревянные, другие из кирпича. Улицы были заполнены каретами, омнибусами, трамваями экипажами узкоколеек на конной тяге, а тротуары – многолюдной толпой не только американцев и европейцев, но также и китайцев, индейцев – короче, всех тех, из кого состояло двухсоттысячное население разноплеменного города.
Это зрелище в достаточной мере удивило Паспарту. Перед ним был тот легендарный город, где еще в 1849 году хозяйничали бандиты, поджигатели, убийцы. Весь деклассированный сброд стекался сюда, словно в бескрайнюю землю обетованную, на поиски золотых самородков. Здесь они играли в карты на золотой песок, держа в одной руке нож, в другой – револьвер. Но «доброе старое время» прошло. Теперь Сан-Франциско выглядел просто большим торговым городом. Часовые бдительно несли службу на высокой башне ратуши, возвышавшейся над всеми улицами и проспектами, которые пересекались под прямым углом; между ними здесь и там курчавились зеленеющие скверы, а дальше простирался китайский квартал, казалось, перенесенный сюда в игрушечной шкатулке прямо из Небесной Империи. Но ни сомбреро, ни красных рубашек, которые некогда носили золотоискатели, здесь больше не было, так же, как индейцев, украшенных перьями. Всюду – черные фраки и шелковые цилиндры джентльменов, снедаемых жаждой деятельности: такие в этом городе прямо кишели. Некоторые улицы, в том числе Монтгомери-стрит, по значению сопоставимая с лондонской Риджент-стрит, Итальянским бульваром в Париже и нью-йоркским Бродвеем, изобиловали шикарными магазинами, чьи витрины манили покупателя товарами со всех концов света.
Когда Паспарту вошел в «Интернациональ», ему почудилось, будто он и не выезжал из Англии. Нижний этаж гостиницы занимали громадный бар и нечто вроде бесплатного буфета, открытого для всех проходящих мимо. Вяленым мясом, устричным супом, печеньем, сыром-честером клиент мог угоститься, не доставая кошелька. Платили только за напитки – эль, портвейн или херес, если кому-нибудь приходило в голову освежиться. Такой порядок показался Паспарту «очень американским».
Гостиничный ресторан отличался комфортом. Мистер Фогг и миссис Ауда сели к столу, и негры-официанты, с ног до головы в черном, подали им обильное угощение на крошечных лилипутских блюдечках.
После завтрака Филеас Фогг в сопровождении миссис Ауды покинул отель и отправился в контору английского консула, чтобы завизировать свой паспорт. На улице джентльмена ждал его слуга. Он спросил, не надо ли, прежде чем пускаться в путь по Тихоокеанской железной дороге, предусмотрительности ради обзавестись несколькими дюжинами карабинов Энфилда или кольтов: он слышал, что индейцы сиу и пауни, подобно заурядным испанским грабителям, останавливают поезда. Мистер Фогг считал, что это совершенно излишняя предосторожность, но позволил Паспарту действовать, как ему заблагорассудится. Сам же продолжил свой путь к английскому консульству.
Но не успел Филеас Фогг пройти и двух сотен шагов, как «по воле редкостного случая» встретил Фикса. Инспектор выразил по этому поводу чрезвычайное изумление. Как?! Неужели они с мистером Фоггом пересекли Тихий океан на одном судне, так ни разу и не встретившись на борту? Как бы то ни было, Фикс заявил, что для него большая честь снова видеть джентльмена, которому он столь многим обязан. А так как дела призывают его в Европу, он был бы весьма рад продолжить путешествие в таком приятном обществе.