Теперь пассажиры уже могли видеть первые речки, текущие по горным склонам Атлантического бассейна, впадавшие в Норт-Платт-ривер или в ее притоки. На севере и на востоке весь горизонт заслоняла северная оконечность Скалистых гор – гигантский полукруг, увенчанный пиком Ларами. Между этими горами и железной дорогой расстилались обширные, щедро орошаемые долины. Справа от рельсового пути гряда за грядой громоздились первые отроги горного массива, который, загибаясь к югу, доходил до истоков реки Арканзас – одного из самых многоводных притоков Миссури.
В половине первого перед глазами пассажиров промелькнул форт Халлек, господствующий над этой местностью. Еще несколько часов – и Скалистые горы остались позади. Таким образом, можно было надеяться, что трудный отрезок пути обошелся без крушений и поломок. Да и снегопад прекратился. Погода стала сухой и студеной. Вспархивали, уносясь вдаль, большие птицы, вспугнутые локомотивом. Ни один крупный хищник, медведь или волк, в поле зрения не появлялся. Вокруг простиралась пустыня, нагая, безбрежная.
После завтрака, с удобством сервированного прямо в вагоне, мистер Фогг с партнерами уселись было за свой нескончаемый вист, как вдруг раздалось несколько оглушительных свистков. Поезд остановился.
Открыв дверь вагона, Паспарту высунулся наружу, но не обнаружил ничего, что объясняло бы остановку. Никакой станции в пределах видимости не было.
На мгновение миссис Ауда и Фикс испугались, как бы мистеру Фоггу не вздумалось выйти из вагона. Но джентльмен ограничился тем, что сказал слуге:
– Ступайте же, посмотрите, что там такое.
Паспарту опрометью ринулся исполнять приказание. Между тем человек сорок пассажиров уже покинули свои места и также высыпали из вагона. Среди них был и полковник Стэмп Дабл-ю Проктор.
Красный сигнал семафора – вотчто преграждало путь. Машинист и кондуктор, также сошедшие с поезда, оживленно препирались о чем-то с путевым обходчиком, которого начальник ближней станции Медисин-Боу выслал навстречу. Пассажиры, подойдя к ним, тоже ввязались в спор. В их числе оказался и упомянутый выше полковник Проктор, выделяющийся своим зычным голосом и повелительными жестами.
Приблизившись, Паспарту услышал, как путевой обходчик говорил:
– Нет! Проехать никак невозможно! Мост в Медисин-Боу расшатан, он не выдержит тяжести поезда.
Висячий мост, о котором шла речь, был перекинут через поток в одной миле от того места, где остановился поезд. По словам путевого обходчика, мост грозил рухнуть: некоторые из тросов, поддерживавших полотно, порвались, выехать на него сейчас было бы немыслимым риском. Итак, обходчик не преувеличивал, утверждая, что проезда нет. К тому же надо заметить, американцы обычно беспечны. Там, где даже они вспоминают об осторожности, не последовать их примеру – чистое безумие.
Паспарту, не смея отправиться к мистеру Фоггу с таким сообщением, продолжал слушать спорщиков, стиснув зубы, окаменев, как статуя.
– Ах, черт побери! – кричал полковник Проктор. – Уж не следует ли нам зазимовать здесь, пустить корни в снегу? Воображаю!
– Полковник, – обратился к нему кондуктор, – на станцию Омаха отправлена телеграмма с просьбой выслать встречный поезд. Но маловероятно, что он придет в Медисин-Боу раньше шести.
– В шесть часов! – простонал Паспарту.
– Само собой, – подтвердил кондуктор. – Впрочем, нам и самим потребуется столько же времени, чтобы добраться до станции пешком.
– Пешком?! – в один голос закричали пассажиры.
– Это сколько же надо пройти? – спросил кто-то.
– До реки миль двенадцать, – сказал кондуктор. – А станция на том берегу.
– Двенадцать миль топать по снегу! – взревел Стэмп Дабл-ю Проктор.