— В институте благородных девиц, прапорщик.
Двор Ефима Субботы, превращенный в партизанский лагерь, был забит телегами, лошадьми, боеприпасами, сложенными под рогожей. У амбара на старой бочке сидел молодой человек в гимнастерке, туго перетянутой ремнями с деревянной кобурой у пояса, и разглядывал бумагу, переданную ему Арсеном.
— Ничего этого у меня, товарищ, нету. — Он вернул бумагу Арсену. — Ничего!
Смелков хмуро поглядел на Арсена. Арсен улыбался.
— Ничего?! Ай-ай-ай. Неужели же мы ради этого «ничего» отмахали с вами, Аркадий Николаевич, пять тысяч верст?
Смелков пожал плечами и отвернулся.
— Мне не до шуток, товарищ Арсен! — произнес он с раздражением.
— А я не шучу. Это товарищ Федякин шутит.
— Рад бы помочь. — Федякин развел руками. — Нечем.
Арсен растопырил пальцы и показал Федякину.
— Это что? Не понимаю, — спросил Федякин.
— Пять, — сказал Арсен.
— Что пять?
— Пять лошадей. Всего пять!
— Нет лошадей, самим не хватает.
— Понял. А у белых лошади есть?
— Ну?
— Отобьешь. Ясно?
— Ну ладно, будут лошади.
— Лошадей отобьешь для себя! А нам отдашь своих.