Волжин задумчиво листал тетрадь с записями Смелкова. Мысли его возвращались к тем далеким дням, когда он скрывался на квартире Смелкова в двенадцатом году и к тоже давнему разговору в кабинете начальника тюрьмы, когда он предложил ему отправиться на Ардыбаш.
— Эх, Куманин, — произнес он тихо. — Если бы ты знал, что за человек был Аркадий Николаевич…
— Знаю…
— И Арсен… — вздохнул Волжин.
— И товарищ Арсен, — повторил за ним Куманин.
Они помолчали.
Волжин нагнулся над столом и углубился в записи Смелкова. Когда он поднял голову, лицо его было строго и печально.
— Да, — вздохнул он. — Здесь только записи и карта. А где пробы и этот самородок «Бычья голова», о котором пишет Смелков?
— У матери на хуторе спрятали, — сказал Митька.
— С собой брать поопасались, — пояснил Куманин.
Волжин прошелся по кабинету, постоял у карты, утыканной разноцветными флажками, по всей стране шли бои.
Он нажал кнопку звонка.
В кабинет вошла секретарша, строгая миловидная женщина с высокой чуть старомодной прической.
— Марья Степановна! Это материалы ардыбашской экспедиции Смелкова — Кобакидзе, — сказал он, передавая ей тетрадь и карту. — Передайте на хранение.
Он пожал руку Куманину, обнял Митьку.
— Прощайте. Отправляюсь воевать. Петроград на осадном положении.
— Я с вами! — сказал Куманин.
— Не возражаю.
— И я! — сказал Митька.
Клеенчатая тетрадь с записями Ардыбашской экспедиции вместе с картой, зарегистрированные Марией Степановной в толстой книге, отправились в архив и надолго легли на полки огромного, во всю стену высокого, до потолка шкафа, чтобы ждать своего часа.