Месть Пейхваха
На другой день, рано утром, когда дети еще спали, Буркьен отправился в поле поглядеть на сбор индиго. Только вышел за ворота, навстречу ему попался Мали со своими корзинами.
– Куда это ты собрался в такую рань, Мали? – удивился Буркьен.
– Пора и домой, сирдар, – ответил старик. – Соберу своих беглянок, дойду до Ганга, а там и рукой подать до моей лачужки.
– Хорош старик, нечего сказать, – укоризненно произнес Буркьен. – Собрался уходить, а сам ни с кем и не попрощался.
– Нет, господин мой, этого бы я никогда не сделал, – возразил Мали. – На прощанье я собирался низко поклониться вам и молодым господам. Но мне хотелось переговорить с вами с глазу на глаз, а потому я и поджидал вас здесь.
– Не бойся, говори! – ободрил его Буркьен. – У тебя здесь хорошие заступники, можешь быть уверен, отказа с моей стороны не будет.
– Ничего мне, господин, не надо, я и так премного вам обязан, – ответил старик. – Позвольте только задать вам один вопрос: что говорил вам вчера Нана-Сагиб?
– Какой Нана-Сагиб?
– Да принц Дунду, как вы его называете. Сын и наследник последнего Пейхваха, он получил бы при вступлении на престол имя Нана-Сагиба. Этим именем мы, старики, друзья его покойного отца, и привыкли называть принца.
– Так-так, мой друг… Сказать по правде, принц ничего особенного не говорил мне.
– Странно! – промолвил Мали и после минутного колебания добавил: – Что бы там ни было, я должен вам сказать кое-что по секрету, хотя и рискую поплатиться за это головой. Только сделайте милость, присядемте, а то у меня от слабости ноги подкашиваются.
Они присели на краю дороги.
– Много-много лет тому назад, – начал старый заклинатель, – когда я был еще совсем мальчиком, отец взял меня с собой на празднества в честь богини Парвати. Отец был заклинателем змей. Зная, что на празднике ему будет много дела, захватил меня с собой. Однажды утром, когда отец куда-то ушел, а я остался с нашими змеями в храме, туда пришла принцесса с многочисленной свитой поклониться нашей доброй, кроткой Парвати. Испугался я, затрясся весь, а сам творю заклинания и пою молитвы, какие полагается. Видно, понравился я ей. Она спросила, сколько мне лет, и в конце концов убедила отца оставить меня при дворе.
Таким образом я попал во дворец к Пейхваху, одному из самых могущественных наших принцев. Его полководцы. Голкар и Скиндия, вернули ему большую часть Индостана и одерживали победу за победой над англичанами. Не гордыми завоевателями являлись тогда ко двору принца англичане, а скромными послами. Насмотрелся я и на французских офицеров, бывших на службе в нашей армии. Не раз видел и служившего в нашей армии вашего прадеда, доблестного генерала Буркьена, этого героя из героев, единственного оставшегося верным нашему делу.
И вдруг все изменилось. В один злосчастный день принцесса была вынуждена покинуть свой раззолоченный дворец и искать спасения в глухой деревушке Бунделькунда. За ней последовали лишь немногие из верных слуг, в том числе и я. При принцессе находился ее новорожденный сын Нана, наследник царя царей и единственная надежда великого магаратского народа.
Мальчик рос в изгнании. Я не разлучался с ним, любил его как сына, почитал как государя своего. От природы Нана был гордого, крутого нрава; сердце его, казалось, не знало жалости, и в этом мне пришлось скоро убедиться. Раз в наше тихое убежище приехал английский офицер и от имени своего правительства предложил принцу отказаться за колоссальное вознаграждение от своих прав на престол. Я был уверен, что принц с негодованием отвергнет такое предложение, но ошибся – он принял его. Слабохарактерность принца так возмутила меня, что я в тот же вечер, гуляя с ним по берегу Нербуды, откровенно высказал ему мое порицание в выражениях, быть может, слишком резких, но извинительных в моем возрасте и при моей близости к принцу. Страх как вскипел тут принц! «Как смел ты, презренный колдун, хоть одну минуту усомниться во мне! – вскричал он с искаженным от бешенства лицом. – Знай же, Нана не забывает обид и никогда их не прощает, клянусь в том священной рекой Нербудой! Если бы мне даже пришлось унизиться до дружбы с подлыми англичанами, я готов и на это пойти, лишь бы отомстить им. Месть моя будет беспощадной. Кровью жен и детей они заплатят мне за слезы, пролитые мною над униженной, порабощенной родиной. А ты, парс[16], уходи с глаз моих, не хочу тебя больше видеть!»
Ни просьбы, ни мольбы не могли смягчить гнева моего царственного ученика. Делать нечего, пришлось опять взяться за нищенский посох и кормиться ремеслом моих отцов. Прошло с тех пор двадцать лет, и случай снова свел меня с принцем Дунду. Тщетно молил я его о помощи – он не сжалился над своим несчастным старым слугой… Попомните мое слово, Бурхан-сагиб, Нана ничего не забыл, ничего не простил. Он сегодня украшает цветами свои жертвы, которых завтра собирается задушить…
Тут радостные крики прервали беседу старого заклинателя с Буркьеном. К нему со всех ног бежали Андре с Бертой.
– Здравствуй, папочка! – издали кричала Берта. – Мы чуть не целый час разыскиваем тебя.