– Поздравляю тебя, почтенный чужеземец, у твоего сына большой талант. Отпусти его со мной в Лхассу, он будет иметь огромный успех при дворе Великого ламы.
– Миана не сын мне, а слуга, – возразил Мали. – Правда твоя, он большой искусник, а все же далеко ему до моего сына Андре. Боги наделили его чудесным даром укрощать змей и всяких гадов.
– Слышал я от соотечественников моих, побывавших в Индии, что в долине Ганга есть индусы, славящиеся умением укрощать змей и делать их совсем ручными, но, по правде сказать, не очень-то верил этим россказням.
– Напрасно ты сомневался, – отозвался Мали. – Если хочешь, сын мой покажет тебе свое искусство.
– Да будет благословен Будда!.. – воскликнул тибетец. – Сколько чудес насмотрелся я в этой стране, да еще таких мудрых людей встретил. Я Тин-То из Чипки; богаче меня нет купца в нашем городе. Окажи мне честь, посети с сыном и слугой, я буду счастлив угостить вас превосходнейшим пилавом – у меня свой повар и пилав готовит на редкость. Ко мне сегодня обещали прийти мои товарищи; нам всем будет лестно ваше присутствие.
Поблагодарили наши друзья радушного Тин-То и пошли за ним в караван-сарай. В одной из двух комнат, где жил купец, все уж было приготовлено для трапезы; не было только ни столов, ни стульев, их заменял толстый ковер на полу. Посередине на огромном медном блюде дымился пилав из риса, чечевицы, баранины, куриного мяса и изюма: кругом по числу гостей были разложены красивые медные тарелки и чаши.
Тин-То представил гостям своих новых знакомых. Обменявшись восточными приветствиями, все разместились на полу, поджав под себя ноги, и, не теряя времени, дружно принялись за пилав. Ножей и вилок не полагалось; каждый руками накладывал себе на тарелку рис и пальцами же отправлял его в рот. Скоро от пилава ничего не осталось, слуги принесли медные тазы, кувшины, длинные полотенца, и гости вымыли руки. Затем подали десерт: фисташки, варенье, разные сласти и пальмовое вино; за обедом пили только воду.
Вкусный обед и вино всех отлично настроили.
– Не пожелает ли кто-либо из вас развеселить компанию рассказом или песней? – предложил весельчак и балагур Тин-То и сам подал пример. Он приказал принести мандолину и, аккомпанируя себе, спел известную тибетскую песенку «Чи-чу-ха чиримири мири-хо!», вызвав своим исполнением общий восторг.
После Тин-То настала очередь Мали, сидевшего по правую руку хозяина. Старый заклинатель рассказал о великолепном празднестве при дворе Пейхвахов. Он не скупился на краски; заинтересованные купцы слушали, разинув рот, его цветистое повествование, ахали и дивились.
Следующим рассказчиком был высокий, здоровенный татарин с узкими, косыми монгольскими глазками, еле видневшимися из-под лохматой шапки, нахлобученной до самых бровей.
– Десять лет, как я веду торговлю козьей шерстью между Тибетом и Индией, – начал татарин. – Не раз мне приходилось подвергаться смертельной опасности при переходе через Гималаи. Не стану омрачать веселого настроения почтенного собрания слишком мрачными рассказами, тем более что всем вам знакомы опасности, встречающиеся на этом пути. После того что поведал нам почтенный Мали, вам все покажется неинтересным. Однако попробую вам кое-что порассказать. Был я недавно по делам в Пандарпуре, и довелось мне там видеть великолепный праздник. Устроили его в честь одного из членов того самого рода Пейхвах, о котором только что нам говорил Мали.
Приехал я в город рано утром, смотрю и диву даюсь: на улицах, на площадях, в лавках – всюду народ толпится в праздничных одеждах. Дома, лавки разукрашены флагами, гирляндами из цветов. Насилу я добрался со своими яками до караван-сарая и спрашиваю: «Что у вас за праздник?» А мне и говорят: «Видно, вы приезжий, не знаете, что пандарпурский раджа собирается женить своего сына на принцессе из рода Пейхвах». Вернее сказать, это была не свадьба, а только обручение, так как невесте исполнилось всего четырнадцать лет, а будущему мужу ее минуло только восемь. Хоть и неподходящая они пара, а все-таки раджа был очень доволен – принцесса всем взяла – и красотой, и знатностью рода, и богатством. Говорили, за ней дали в приданое много земель близ Каунпора…
Жадно, с каким-то странным волнением слушал Андре рассказ татарина. При последних словах он не выдержал и, позабыв все правила приличия, прервал рассказчика вопросом:
– А принцессу видели?
– Как же, удостоился, – ответил татарин. – Захотелось и мне посмотреть, как повезут принцессу, пошел я к знакомому банкиру, что на базаре живет, пустили меня на балкон, я все и видел, как на ладони. Впереди ехали разодетые в бархат всадники с золочеными саблями, за ними музыканты с деревянными флейтами и медными трубами, затем свита принцессы и, наконец, сам принц в золотом гавдахе на великолепном слоне, покрытом узорным чепраком с серебряными бляхами. Наследный принц – очаровательный мальчик с черными глазами…
– А принцесса? – дрожащим от волнения голосом снова перебил Андре рассказчика.
Среди гостей пронесся легкий ропот. Озадаченный рассказчик сердито взглянул на юношу, но потом, сменив гнев на милость, продолжал:
– За принцем ехала принцесса на таком же богато убранном слоне. Никогда в жизни я не видел такой красавицы, ее белоснежное личико озарялось очами цвета небесной лазури, а волосы, похожие на золотые нити, выбивались пышной волной из-под бриллиантовой диадемы. Народ восторженно приветствовал принцессу, но она была задумчива и печальна…
– Ну так и есть, это моя сестра! – вскричал Андре, не в силах дольше сдерживать себя.