Покаяние

— Да, на китобоец, — слегка ошарашенный осведомлённостью пышногрудой красавицы и столь непонятными совпадениями, несмело пролепетал я.

— А уж не на «Робкий» ли? — чуть не в один голос и с нотками тревоги воскликнули прелестные незнакомки.

Упасть — не встать! Бьют в самую точку! Представляете: где–то в большом городе, запруженном тысячами моряков, сотнями судов и кораблей, в каком–то ночном ресторане какие–то женщины вдруг спрашивают про какой–то никому не известный «Робкий»! Я так и сел на стул.

— Да… На «Робкий»…, — совершенно теряясь в догадках, ответил я.

— Ой, нет! Куда угодно, но только не на «Робкий»! — замахали они руками.

Не понимая причину бурной антипатии к затерянному в рыбпорту маленькому судёнышку, я поспешно поправился:

— Я пошутил, девчонки… Не на «Робкий». На «Звёздный»…

— За такие шутки, знаешь, что бывает? У-у! — игриво погрозили они мне. — Хорошо, пошли… Сейчас только прихватим со стола деликатесы.

Они сгребли в сумочки остатки пиршества: завёрнутые в салфетки купаты, ломтики колбасы, бутерброды с чёрной икрой, конфеты, яблоки и пару бутылок вина. Швейцар принёс сетку с водкой.

Позванивая бутылками, я обхватил за талию пышногрудую, вдобавок ко всему оказавшуюся ростом выше меня на голову. Она не возражала.

Всю дорогу до проходной рыбпорта подруги оживлённо беседовали, шутили, смеялись, словно не замечая меня. Ладонью руки, обнимавшей аппетитные телеса Гали — так звали пышку — я чувствовал: контакт установлен надёжно. И ещё меня поразило одно обстоятельство: на проходной рыбпорта, где я ожидал заморочки с охранницей, мои очаровашки вынули из сумочек пропуска и предъявили для проверки старухе в грубой синей шинели и с «ливольвертом на боку».

«Звёздный» стоял у причала первым корпусом, и белая надпись на его чёрном борту ярко высвечивалась портовым прожектором. Поднимаясь по трапу этого китобойца, мои гостьи, увлечённые разговором, не заметили, как пересекли его палубу и ступили на корму стоящего впритирку «Робкого». Я быстро завёл их внутрь и открыл дверь каюты второго электромеханика.

Взору расфуфыренных представительниц прекрасного пола предстали семь «витязей прекраснвх» — небритых, в замасленных одеждах подвыпивших мужиков и с ними «дядька Черномор» — пузатый, бородатый, лысый помощник гарпунёра Евгений Кузнецов. В каюте табачный дым — топор вешай. На столе огрызки солёных огурцов, ошмётки селёдки, окурки. Надо было видеть растерянно–удивлённые лица моряков, застигнутых врасплох неожиданным приходом нарядных красавиц! От стыда за свой вид они быстро слиняли из каюты, столпились в проходе. Извинившись перед Галей, я вышел вслед за ними, чтобы прояснить ситуацию. И не напрасно: как и следовало ожидать — намечался делёж «рабынь любви».

— Ну, молодой! Ну, даёт! Таких тёлок нам подогнал! Послал за водя, гой, а он умуд, гился девочек п, гита, гтанить, — потёр ладони Рыч. — Как делить будем? По ста, гшинству?

— Ты про командирские шевроны забудь — не в море… Предлагаю потянуть спички, — потряс коробком моторист Юра Гайчук.

— Правильно! По жребию! Никому не обидно, — поддержал его помощник гарпунёра.

— Прошу прощения, товарищи китобои, — вмешался я в толпу спорщиков, — одну забил для себя.

— Какую? — нетерпеливо уставились на меня восемь пар жадных глаз.

— Самую большую и сисястую, чтоб было за что подержаться… Угадал? — с усмешкой спросил моторист Толя Пенязь.

Я мотнул головой. Никто не возражал против моего выбора. И только Рыч, подняв большой палец, со смехом рыкнул: