Покаяние

После рабочего дня на судне остаётся пожарная вахта. Толкутся в каютах и те, кому некуда податься: ни дома, ни семьи, ни денег на ресторан, где можно было бы на ночь закадрить любвеобильную жёнушку моряка, ушедшего в рейс. В такие вечера, само собой, из карманов выскребаются последние копейки, и за водкой засылается самый молодой, а потому бессменный гонец, то бишь я.

Неделю назад так и было. Я лежал на койке и взахлёб читал повесть о китобоях «Капитан Кирибеев». Светильник в изголовье освещал обмусоленные страницы, синюю фирменную занавеску, свисавшую с подволока. Вентилятор колыхал потрёпанную ткань, в матерчатых складках которой выгнулась жёлтая вышивка: «Робкий». Задрайки стукнули на кормовой переборке, и вниз по трапу засеменили сбегающие вниз ноги. Прежде, чем распахнулась дверь моей каюты, я с сожалением захлопнул книгу, безошибочно определив по шагам того, кто спешил вторгнуться в мой безмятежный мирок, отгороженный от шумной компании судовых выпивох занавеской, задёрнутой во всю длину койки.

— Сгоняй по–быст, гому за водя, гой… Т, ги пузы, гя бе, ги, — распорядился Рыч.

Я посмотрел на часы: двадцать два с четвертью.

— Магазины уже закрыты. В ресторане наценка. На три бутылки не хватит, — пересчитывая принесённые Рычом деньги, возразил я.

— Соби, гайся, сейчас ещё п, гинесу…

Третий электромеханик убежал и скоро вернулся с десяткой.

Без особого энтузиазма, ещё находясь под впечатлением повести, я притащился в «Утёс», отдал деньги швейцару, предварительно одарив его трояком. Это сейчас водки, коньяков, вин всяких разных хоть залейся–захлебнись. А тогда, чтобы раздобыть бутылку спиртного в позднее время, надо было в ножки покланяться какому–нибудь дяде Васе или тёте Фросе, денежкой их одарить.

Ресторан уже закрылся. В пустом зале, торопясь, сновали официантки, убиравшие тарелки, графины, бокалы, вилки, ножи, ложки. За крайним столом, бросая в мою сторону взгляды, курили две белокурые девицы. Крупные янтарные бусы на шее у одной и бирюзовый браслет на запястье другой броско контрастировали с их белыми блузками. Тщательно уложенные волосы модных причёсок, сбрызнутых лаком, прикрытых японскими сеточками с блёстками, завитушки — «завлекалочки» на висках не покорили в этот вечер сердца «настоящих полковников». На меньшее миловидные дамы, видимо, были не согласны, а потому остались при своих интересах. Изящные причёски, на которые потрачены время, деньги и старания парикмахера не оправдали надежд: уже разошлись все любители ресторанной охоты за любовниками и любовницами. Остались за столом, полным угощений, лишь две невостребованные дамы. Обидно сознавать такую участь, когда сердце, душа и тело ждут любви и ласки.

Размышляя так, я переминался у кадки с фикусом в ожидании швейцара и, делая вид, что крайне заинтересован этим не то цветком, не то деревом. На самом же деле незаметно рассматривал блондинок, потерявшихся в огромном зале, непривычно тихом после ухода весёлой публики и смолкнувшей музыки. Неожиданно для себя самого подошёл к ним с банальным вопросом:

— Скучаете?

— Вопрос, подкупающий новизной и оригинальностью, — сразу оживляясь, ответила дама с бусами. — Желаете пригласить в гости?

Не рассчитывая на такую податливость, я засмущался.

— Что же, вы, молодой человек, растерялись? — вы приглашаете нас? — поигрывая сигаретной пачкой, спросила дама с бирюзовым браслетом.

— Да…

Они переглянулись и засмеялись.

— На судно? — насторожённым взглядом синих глаз пронзила меня дама с янтарными бусами. Серьги с рубинами, перстень на пальце правой руки, в которой она держала бокал с вином, вспыхивали огоньками в лучах огромной люстры.

Белокурые красавицы при ближайшем рассмотрении выглядели зрелыми женщинами старше меня лет на десять. Отступать, однако, поздно: дамы ждут. Стесняясь своего возраста и нескромного предложения, выдавил из себя:

— Да… На судно…

— А уж не на китобоец ли? — испытующе посмотрела на меня кареглазая блондинка, обладавшая не только бирюзовым браслетом, но и более пышными формами. Роскошные округлости её выразительного бюста придали мне самоуверенной решительности.