Покаяние

А ещё — это было до меня — под «Робкого» поднырнул загарпуненный кит, прошёл под самым килем, и винт изрубил ему спину. Лопасти погнулись, пришлось вызывать водолазов и менять винт, благо, запасной всегда лежит на корме.

Недолго раненый кит остаётся под водой. Удачный выстрел! Гарпун поразил кашалота в убойное место — под левый ласт! Чёрная спина показывается в кровавой пене. Животное бессильно бьёт хвостом, выбрасывает кровавый фонтан, окрашивая воду вокруг себя в малиново–алые, красно–розовые тона. От боли кит изрыгнул съеденных кальмаров, и вокруг него плавают их ошмётки, привлекая прожорливых чаек–глупышей.

Какое–то время, тяжело вздыхая, кашалот мучается, борясь со смертью, но чугунные осколки разворотили ему лёгкие, и не вольный он уже обитатель океана, а сырьё китобойного промысла.

Если бы кит был наделен голосом, как слон, лев, медведь или тигр, какой чудовищный рёв разнёсся бы сейчас над морем, заглушая крики перепуганных китобоев!

Но молча, без стонов умирает самое большое млекопитающее на планете. Посылает прощальные ультразвуковые сигналы сородичам, не воспринимаемые человеческим ухом, делает последние кровавые выдохи. Затихнув, кашалот всплывает вверх светлым брюхом, покачивается в кровавых волнах.

Гудит лебёдка. Стармех Чупров, не выпуская трубку изо рта, равнодушно, как на живодёрне, подтягивает к борту тушу убитого кита. В неё моментально втыкается полая пика с воздушным шлангом. К хвосту накачанного воздухом кита подвязывается «плавучка» — светлячок с радиобуем, и вот уже нетерпеливым жеребцом «Робкий» несётся догонять уплывшее стадо.

— Вон они! Их там больше десяти! — снова кричит Макс Васильев. Высунувшись по грудь из бочки на фок–мачте, марсовый рукой показывает направление на китов.

Минут двадцать хода, и вдали можно различить лёгкий парок над волнами — то фонтанят кашалоты. Не уйти им и на этот раз! Слишком уязвимы они в спокойном море, бессильны перед стальным, грохочущим судном и беззащитны перед его пушкой калибра 90 миллиметров.

Опять гремит выстрел, и раненый кит уходит под воду. Несколько раз несчастное животное выныривает, шумно выдыхает пламенеющий кровью фонтан.

Учёные утверждают, что китообразные обладают интеллектом, развитым больше, чем у самых умных собак или у обезьян.

О чём «думал» кашалот, делая последние отчаянные попытки оборвать линь? Жаль, что ещё ни один писатель–мистик или фантаст не «оживил» в своём триллере изобретателя гарпунной пушки Свенда Фойна, вдруг ставшего по сюжету кашалотом. Много чего рассказал бы он людям о страхах и муках китов. Вот и говорят: «О покойниках либо хорошее, либо ничего». Что же хорошего сказать про злодея в мировом масштабе? И молчать никак нельзя — история китобойного промысла не позволяет.

Я тогда на мостике «Робкого» так не думал. Кутаясь в штормовку от свежего ветра, коротал время, свободное от вахты, возле рулевого.

Всё слабее рывки кита. Он делает отчаянные попытки оборвать линь, но крепко держат стальные лапы гарпуна, и не дремлет у лебёдки стармех Чупров. Перекидываясь словами с боцманом, он зорко следит за натяжкой троса. Провис блок: даст слабины. Поднялся выше — выберет её. И всё ближе, ближе подтягивает выбившегося из сил кита. Дымя курительной трубкой, стармех вовсе не чувствует себя живодёром, деловито и спокойно двигает рычагами лебёдки. А мне в тот момент вспомнились девушки–студентки технологического института на мясокомбинате Владивостока, куда мы, курсанты подплава, приезжали за каким–то грузом. Они стояли на подмостках, а мимо них по узкому проходу из досок один за другим шли быки.

Девушки хохотали над какой–то институтской историей и между делом тыкали в быков деревянными палками с электрическими наконечниками. Быки падали на ленту транспортёра и ехали дальше на боку. Ещё там тётя в фартуке хватала из загона поросят за заднюю ногу и живьём окунала в ванну с кипятком. Так запросто!

Слаженно работает команда «Робкого». Больше убьём китов — больше денег получим.

Со звоном вгоняет в ствол пушки новый гарпун Евгений Кузнецов. Медлительный, неповоротливый, с большим животом, но сильный как медведь. Не каждому по плечу управиться на скользкой палубе со снаряженным гарпуном весом почти сто килограммов.

Устремив взгляд вдаль, держится за пушку молчаливый Курганович. Время от времени, гарпунёр искоса посматривает на матросов. «Шевелятся как неживые…», казалось, говорил его взгляд.

Капитан Обжиров, не вмешиваясь в дела работавших на палубе, наблюдает за действиями команды. «Всё нормально… Молодцы, мужики», можно было прочесть на спокойном лице капитана. Его рука на машинном телеграфе.

Боцман Ануфриев выбрасывает за борт «плавучку» и кивает ему: «Готово!». Обжиров тотчас толкает рукоятку на «Самый полный!», и снова судно, дрожа всем корпусом, возобновляет погоню.

Но волны уже круче, перекатываются через низкие борта. «Воронье гнездо» раскачивается вместе с мачтой, и голова Макса торчит из неё. Уцепившись за края бочки, марсовый сидит в ней, не отводя глаз от редких фонтанов, облачками пара возникающими над белой бахромой волн.