От святого до горемыки

22
18
20
22
24
26
28
30

ГЛАВА III

Вчера в доме Малышевых был девичник. Прощалась Любушка с подружками-поморянками. Обвили березовый веник розовой лентой и повели невесту в баню. После бани со смехом и веселыми шутками девушки накрыли стол и, выпив по рюмочке-другой красной наливки, соблюдая старинный поморский обычай, запели свадебную песню:

…За тонкой белой полотиной Там сидела красна девица, Там сидела красна девица, Наша Любушка Семеновна. . . . .

А затем стали петь без разбору, какие только придут на ум.

Выходила на берег Катюша. . . . . Не вейтеся, чайки, над морем. Рыбаки, вы хлопцы удалы молодцы. . . . . .

Потом забренчала балалайка, басовито стала ей вторить гитара, и девчата с веселым смехом и острыми частушками пустились в пляс.

А сегодня дом Зелениных гудит от множества голосов. Плотно окружив длинный ряд составленных столов, гости кричат «горько» и прилежно опрокидывают стаканчики. Столы просто ломятся от поморской снеди: на больших подносах красуются фаршированные сиги и ленки, лоснятся жиром осетровые пироги, вот окунь заливной, а тут розовые кусочки омуля, рыбные колобочки и многое-многое другое. Из мясных блюд всего внушительнее выглядела отваренная большими кусками медвежатина, тут же рядом красновато-темные куски жирной нерпятины. Румянились сочные, вкусные пирожки из сохатины.

Гости знали, что все это дело рук тетки Настасьи Зелениной. Она слыла самой наипервейшей стряпухой в деревне.

Жених с невестою сидят, как положено, в переднем углу. На Иване темно-синий шевиотовый костюм, кремовая чесучовая рубаха с вышитым воротничком, а на невесте — белое свадебное платье; на тоненькой нежной шее сверкают стеклянные бусы, в мочках ушей красуются массивные серьги с разноцветными камнями — поминок матери. Возле Любы сидит Вера с подружками. Она озабоченно смотрит на сестру, то поправит на ней прозрачный белый платок, то подложит что-нибудь вкусненькое.

Рядом со своим пожилым сватом Прокопием Зелениным Семен Малышев выглядит совсем жених-женихом. Веселый, нарядный, возбужденно сверкают его черные цыганские глаза.

Чуть наискосок в нарядном голубом платье сидит Наталья Стрельцова. Цветастая кашемировая шаль с длинными, из желтого гаруса кистями подчеркивает белизну ее свежего лица. Большие голубые глаза скромно потуплены. Заметно, что она старается не смотреть на Семена, но это ей плохо удается.

А под боком жениха сидят его закадычные дружки — Петр Стрельцов и Федор Бесфамильных. Петька не может и не в силах отвести глаз от Веры. Как привороженный следит за каждым ее движением. Не наглядится парень на свою зазнобу. Поднимет она длинные ресницы, взглянет на него своими жгучими глазами — дух захватит у парня.

Разбавленный спирт делает свое дело. Гости захмелели и затянули песню.

А деду Арбидоше много ли надо, он уже совсем опьянел и обалдело кричит:

— Горько! Цалуй, Ванька, свою лебедушку, горько!

В углу заиграла гармошка, и бабы, выхватив платочки, с гиком пустились в пляс; ухмыляясь, вразвалочку, небрежно приплясывая, присоединились к ним мужики.

А Семен Малышев, притоптывая ногой, хмельными глазами следит за Натальей, которая, легко неся свое статное сильное тело, выделывает какие-то замысловатые коленца.

— Р-рви, Наташа! — кричит он и совсем не в такт разухабистой «подгорной» мурлычет свою любимую:

…А мужики-то там богаты, Гребут лопатой серебро. . . . .

«Уж ты-то, сидя в своей конторке, «гребешь лопатой серебро…» Все штаны-то прошоркал об стул, хромой жених… Тоже мне, туда же…» — неприязненно оглядев Малышева, подумал Стрельцов.

Петру было неприятно, с каким вожделением смотрит Семен на его мать, которая, широко и плавно размахивая руками, плясала в общем кругу, и он отвернулся.

Из дальнего угла раздался сердитый выкрик:

— Не люблю неправду!.. Рази так можно, тетка Настасья, а? — спрашивала горластая и смелая Клава Маркова у старухи Зеленихи, которая виновато моргала и упрашивала гостью не шуметь.