От святого до горемыки

Клава отмахнулась и, облокотившись на стол, запела высоким приятным голосом старинную песню. Многие знали ее и охотно поддержали Клаву. Вера тоже припарилась[15], но, когда в песне незнакомая девушка стала жаловаться на свою горькую судьбу:

Как же мне, девице, веселою быть? Батюшка с матушкой неправдою живут, Младшую сестрицу вперед замуж отдают. . . . . . .

у Веры по бледному лицу покатились непрошеные слезы, и она, чтобы не расплакаться, бросилась к двери.

Заметив это, Петр поспешил за ней, но у дверей заслонила ему путь Нюра Лисина. Девушка была чуть навеселе, она широко раскинула руки, в шальных глазах сквозь озорную веселость пробивались укор и просьба.

— Куда разбежался?! Девки за угол по нужде, и ты к ним! Вот бесстыжий-то!

К Нюре присоединились ее подружки и с хохотом принялись теребить слабо отбивающегося Петьку. Он шутя сгреб их в охапку. Девчата с хохотом вырвались, оставив в объятьях парня Нюру, которая визжала от радости и нарочно подставляла губы.

Сзади раздался хрипловатый мужской голос:

— Так ее, Петруха, так! Жми, такую мать!

Петр оглянулся и увидел Егора Лисина, который раскачивался на своих кривых ногах и ухмылялся ему. При виде зеленовато-серых глаз Егора он сразу же отрезвел и, толкнув ногой дверь, вышел на крыльцо. Здесь его охватила приятная прохлада ночи, с высоты добродушно улыбалась луна, и она как бы успокаивала людей. Прислушался. Где-то за баней шушукались девчата.

Широко распахнув дверь, кто-то вывалился на двор и, матерно выругавшись, стал шарить у крыльца.

По голосу Петька узнал Егора Лисина и отошел в сторону, но Егор, икая и дурно дыша, подошел к нему.

— А-а, Петруха… дорогой мой! — Лисин, широко раскинув руки, намеревался обнять Петра, но парень оттолкнул его.

— Отойди!

Егор сильно качнулся, но удержался на ногах.

— Ты все еще старое помнишь? — Егор икнул и нагнулся к Петру.

— Помню!..

Егор притворно вздохнул.

— Эх, Петька, Петька, чем помнить зло, лучше бы женился на моей Нюрке. Хошь у кого спроси — золото, не девка.

— Иди ты со своей Нюркой!

— Пошто забижаешь Нюрку, чем она хуже Верки?.. Оно верно, на лицо-то Верка краше нашей, но зато кобельков за ней носится, как за доброй сучкой… Сука-то она добрая…

— Как назвал?! — взревел Петька и замахнулся.