Игеруэла пожимает плечами, продолжая движение в том же ритме. Треуголку он несет в руке, и парик придает его крупной голове, насаженной на короткую шею, которая будто бы привинчена к телу, довольно-таки гротескный вид.
– Только не жалуйтесь. В антифилософской диатрибе, которая будет опубликована в ближайшем «Цензоре», я ничего упоминать не стану. Я человек, который умеет уважать перемирие.
– У меня нет с вами никакого перемирия.
– Зовите как хотите: тактический договор, общность интересов, обоюдное желание нагадить ближнему… Иными словами, нас объединяет общее дельце. И это, нравится вам или нет, образует связующие узы. Эдакий симпатичный узелок.
Собеседник колеблется, чувствуя неловкость.
– Хочу заметить, что я ни единой секунды…
– Конечно-конечно. Естественно. Не беспокойтесь. Я все возьму на себя.
– Боюсь, вы ничего не понимаете.
– Еще как понимаю! Вам нравится, когда за вас делают всякую грязную работу, а у вас при этом чистые руки.
– Доброй ночи, сеньор.
Засунув руки в карманы пальто, Санчес Террон поворачивается и широким шагом удаляется в сторону королевского дворца. Не слишком огорчившись, Игеруэла в терпеливом молчании следует за ним. Наконец не выдерживает, вновь догоняет Санчеса Террона и дергает его за рукав.
– Послушайте, взгляните мне в глаза… Сбежать вам не удастся, так и знайте.
– Все это слишком далеко зашло.
Игеруэла издает хитрый смешок.
– Что меня больше всего в вас очаровывает, дорогие народные искупители, так это та легкость, с которой вы всякий раз, когда дело начинает попахивать реальностью, воротите нос. Когда наступает время по совести расплачиваться за ваши намерения, которые осуществляют другие!
Они останавливаются на площади под зажженным фонарем. По другую сторону площади среди теней, под небом, усыпанным звездами, виднеется каменная громада королевского дворца. Игеруэла поднимает руку, унизанную кольцами, тычет пальцем в грудь Санчеса Террона, затем прикасается к себе.
– Вы замешаны в этом деле так же, как и я, – уточняет он.
– Идея была ваша.
– И вам она показалась замечательной.
– Сейчас мне уже так не кажется.