Они уже собирались покинуть библиотеку, когда дон Эрмохенес приметил книгу Бертанваля – «
– Во Франции сложился своего рода литературный деспотизм, который открывает двери Академии лишь для тех, кто ему угоден, – говорит Дансени, словно прочитав его мысли. – Мало кто из представителей низших слоев общества может воспользоваться трудами наших академиков.
Он взял книгу из рук дона Эрмохенеса и, едва заметно улыбнувшись, вернул ее на полку.
– Среди вас, испанских академиков, – добавил он, – ценятся не столько отдельные имена, сколько общий труд. Плод коллективной просветительской деятельности на благо отечества, что очень важно. Это касается и американских владений.
Он подошел к канделябру и задул свечи. Теперь библиотеку освещала только лампа, зажженная в коридоре.
– Что ж, неплохой способ, – промолвил адмирал, – ужиться с такой прелестной супругой, как мадам Дансени.
Хозяин дома остановился так внезапно, что все вздрогнули: никто не ожидал подобной порывистости движений от столь неспешного человека. В неверном полусвете он казался еще более рассеянным и отсутствующим. Дон Педро не мог разглядеть его лицо, но был уверен, что Дансени смотрит на него.
– Лучший из всех, что мне известны. Эти двери не впускают ничего лишнего. Вы меня понимаете?
– Отлично, мсье.
Кажется, Дансени все еще сомневался.
– Между прочим, у нее тоже есть своя библиотека, – добавляет он наконец. – Несколько в ином стиле.
– Рю-де-Пуатвен! – кричит кучер с облучка.
Фиакр останавливается у единственного в окрестностях фонаря, стоящего на углу одной из улиц – темной, кривой и убогой. Ее мостовая представляет собой сплошную топь из-за грязной воды, которую выплескивают из соседних домов. Пахнет азотистой солью и серой, думает адмирал, с отвращением вдыхая воздух. Чуть живой огонек фонаря не отгоняет, а, наоборот, сгущает тени. Вдалеке бесформенной глыбой мрака угадывается обветшалая средневековая башня.
– Где же ваш дом, дорогой друг?
– Там… Где-то там.
Держась рукой за стену, аббат шумно опорожняет мочевой пузырь.
– Здесь обитают, – говорит он, покуда журчащая струя падает в темноту, – справедливые, но опустошенные люди… Гениальные мизантропы… Алхимики мысли и пера…
– Встречаются места и похуже, – возражает дон Эрмохенес, зябко поеживаясь.
– Вряд ли, сеньор… Но когда-нибудь придет день…
Попросив кучера подождать, академики подхватывают аббата с двух сторон. Портал, куда они заходят, представляет собой небольшой двор со множеством повозок, наполовину заваленный кирпичом и брусом, рядом располагается переплетная мастерская, закрытая в этот поздний час; свет фонаря освещает лишь вывеску, висящую над витриной: «