Библиотекарь с комичным беспокойством ощупывает себя поверх одеяла.
– Болезнь, вы говорите? Надеюсь, она не заразна.
– В том-то и дело. Если подойти слишком близко, можно заразиться.
– Вот уж не думал, что вы мизогин, дорогой друг. Даже учитывая вашу холостяцкую жизнь.
– Вы ошибаетесь, я вовсе не таков. Мы имеем в виду разные вещи… Так или иначе, лучше быть начеку. Мало какие супружеские союзы следуют разумному, заранее продуманному плану. И ничего хорошего в итоге не получается.
Повисает тишина. Адмирал протягивает руку, чтобы погасить свечи, и замечает, что дон Эрмохенес по-прежнему лежит с открытой книгой. Однако смотрит не в книгу, а на него.
– Поэтому вы к ним не приближаетесь?
– Что значит не приближаюсь? Меня дома ждут две женщины.
– Вы понимаете, что я имею в виду.
Ответа не последовало. Положив голову на подушку, адмирал рассматривает тени на потолке.
– Я скучаю по моей жене, – продолжает библиотекарь. – Она была хорошим человеком, и мне ее не хватает. Но сейчас припоминаю, что иногда она действительно надолго умолкала. Словно бы чувствовала себя одинокой даже рядом со мной.
– Все женщины таковы… Что же касается молчания, подозреваю, что они нас осуждают, оттого и молчат.
– По-вашему, это молчание – осуждающее? – Дон Эрмохенес приподнимается на локте, он заинтригован. – Над этим стоит поразмыслить.
– Боюсь, что большая часть их вердиктов колеблется от сострадания к презрению…
– Вот как… Никогда не рассуждал с этой точки зрения… Никогда.
Библиотекарь рассеянно блуждает взглядом по открытой странице: «Без сомнения, Богу было бы несложно умертвить тирана, не дожидаясь того, что он причинит страдания добрым людям…» – переводит он вслух. Затем отрывает глаза от книги, по-прежнему указывая пальцем на строки.
– Вот он, иной век, – задумчиво заключает он. – Вот-вот наступит новая эра… Просвещение многое изменит. И женщин в том числе.
Адмирал лежит на спине, он уже укрыт одеялом и выглядит спящим. Но внезапно слышится его голос:
– Без сомнения. Не знаю только, поможет ли это излечить их болезнь или всего лишь облегчит симптомы.
В Бривьеске я решил сойти с основной трассы, поскольку, сравнив старые путеводители с современной картой автомобильных дорог, обнаружил, что маршрут шоссе N-1 совпадает со старой королевской дорогой, соединяющей Бургос и Виторию. Небо загораживали низкие тучи, которые вскоре пролились проливным дождем, сделавшим линию горизонта неразличимой и превратившим поля в непролазную грязь. Я оставил автомобиль у мотеля, чтобы выпить кофе, пока погода не улучшится, и некоторое время просидел в крытой галерее, изучая карту, перечитывая собственные записи в блокноте и размышляя об одном отличном упражнении, соединяющем литературу с жизнью: оно заключается в том, чтобы посещать места, описанные в книгах, и, вооружившись воспоминаниями о прочитанном, встраивать в них реальные или вымышленные сюжеты, а также настоящих или придуманных персонажей, которые населяли эти места в иные времена. Города, отели, пейзажи наполняются новым, волнующим смыслом, когда некто приносит в голове прочитанную книгу. Все меняется: так, совсем иначе видится Ла-Манча, если человек прихватил с собой «Дон Кихота»; Палермо, если он прочел «Леопарда»; Буэнос-Айрес, если в памяти живы Борхес и Бьой Касарес; или же прогулка по Гиссарлыку, который когда-то был городом под названием Троя, не говоря уже о сознании того, что у тебя на ботинках – та же пыль, по которой Ахиллес некогда тащил труп Гектора, привязав его к своей колеснице.