– Самое время. – Игеруэла зловеще улыбается. – Конная почта будет в нашем посольстве через неделю.
– Боюсь, вы забыли, что испанский посол – граф де Аранда, видный деятель просвещения.
– Он не посмеет ослушаться королевского приказа. Если таковой, конечно, будет отдан.
Санчес Террон испуганно озирается. Академики уже разошлись и толпятся у вешалок вестибюля, разбирая шляпы, плащи и пальто.
– В любом случае, – говорит Санчес Террон, – архиепископ и маркиз несколько дней назад уже сделали одну попытку, о которой я вам рассказывал. И все без толку. Король и ухом не повел…
– Однако он, как мы знаем, не сказал ничего определенного ни за, ни против. Кроме того, с ними тогда не было нунция; известно, что нрав у монсеньора Оттавиани крутой и у него всегда находятся нужные аргументы… С другой стороны, король – человек набожный. У меня есть сведения, что его набожность умело использует королевский исповедник.
– Падре Килес?
– Он самый. Как говорится,
– Просто удивительно. – На лице Санчеса Террона появляется кислая гримаса. – Какими вы становитесь энергичными, когда вам что-нибудь надо.
– В данном случае это надо нам обоим. Не притворяйтесь дурачком, дорогой друг.
– Идите к черту.
Санчес Террон стряхивает пыль со своего английского фрака, украшенного пышным шарфом, придающим ему чопорный вид щеголя в годах. Они выходят в опустевший вестибюль, где им встречаются только директор, секретарь и пара академиков, задержавшихся, чтобы попрощаться. Дон Вега де Селья, сопровождаемый служителем, надевает плащ поверх элегантного камзола, на котором нашит крест Сантьяго. Сегодня на собрании директор зачитал письмо, отправленное адмиралом и библиотекарем из Витории, где описывались подробности путешествия.
– А, дон Хусто, – обращается директор к Санчесу Террону. – Забыл поздравить вас со статьей, опубликованной на прошлой неделе в «Меркурио-де-лас-Летрас»… Все весьма разумно изложено – впрочем, как всегда. Впечатляет глубокое видение, с которым вы описываете истинные мотивы Веласкеса, побудившие изобразить прялку в своих «Пряхах», лишенной спиц. Динамичный и мятежный – таковы, насколько мне помнится, определения, к которым вы прибегли. Никому бы и в голову не пришло рассуждать в этом роде о Веласкесе, не правда ли? От вас ничего не ускользает!
Санчес Террон лопается от важности, польщенный и сконфуженный одновременно, хотя в восторженном тоне директора подспудно улавливает нечто, что слегка его коробит. Санчес Террон смутно различает искорку иронии.
– Благодарю, сеньор директор, – бормочет он, соображая, в чем дело. – На самом деле, я…
Холодноватая улыбка Веги де Сельи рассеивает его последние сомнения.
– Не представляю, как обходились бы без вас культура и философия. Я серьезно. А что бы делали мы?
Произнеся эти слова, директор вежливо прощается, склонив напудренную голову.
– Доброй ночи, сеньоры.
Игеруэла и Санчес Террон смотрят ему вслед.