Тайна и кровь

22
18
20
22
24
26
28
30

Мы проходим в другую половину, во второй класс «микста». Около купе — часовой. Оно запечатано белым картонным квадратом. На нем — сургучная печать банка.

Часовой отдает винтовку без сопротивления, без единого слова возражения. После ареста чиновников и караульного начальника он верит в наши полномочия.

Два объемистых рыжих кожаных баула стоят рядом на диване в углу. Нас ждет небольшое разочарование. Вместо золота баулы наполнены бумажными деньгами. Мы растягиваем мешки, захватываем пригоршни денег. Рейнгардт раздраженно замечает:

— Черт возьми… Все мелкие купюры… Давай чемодан!

Мы начинаем его наполнять. Наконец, набиваем до краев. Даже один баул еще не опорожнен до конца.

— Рассовывай по карманам!.. Прячь, куда попало — торопливо приказывает Рейнгардт.

Мы сразу разбухаем от денег. За пазуху, под шинель, в карманы брюк, за голенища, всюду, во все отверстия, во все свободные места мы напихиваем эти билеты, эти связки, эту тяжелую бумажную массу.

Будто в подхваченных одеждах, мы сразу полнеем.

Скомканные, изорванные, смятые, не имеющие счета, эти кредитные билеты как-то вдруг незаметно, без всякого участия нашего сознания теряют свое значение, ценность, смысл, и мы обращаемся с ними небрежно и презрительно, как с нестоящей, как со старой, ненужной газетной бумагой, разорванной на мелкие куски.

На минуту кажется, будто ради этих лоскутов, этого хлама, этих обрывков не стоило рисковать собой, составлять целый план, собираться, обсуждать, вооружаться, идти, арестовывать караул, чиновников, переживать эти нечеловеческие волнения, этот трепет и опасности.

На лице Рейнгардта играет победная улыбка. В ней светится самодовольство и насмешка. Захватив две огромных пригоршни денег, он швыряет их на диван.

Часовому он говорит:

— Это тебе… На расходы.

Тот мнется. Рейнгардт сует эти пачки ему в руки. Потом мы швыряем несколько связок в купе первого класса оторопевшим чиновникам и начальнику караула. Пачки падают, но чиновники не прикасаются.

— Что, страшно? — спрашиваю я.

Рейнгардт весело доканчивает:

— Ничего, возьмете… Пригодится.

Наши смеются.

Я опускаю в загнутые полы шинели денежные кучи. Их надо будет подарить солдатам охраны. Наконец, мы выходим.

У вагона Рейнгардт оставляет одного из наших. На прощанье он предупреждает: