– Но, товарищ командир, я боюсь, что у майора Алексеева будет другое мнение.
– Какое? Драпать дальше? К Москве?
– Боевое охранение целиком подчиняется командиру полка майору Алексееву. Других указаний я не имею. А службу я знаю.
«Да, конечно, – думал Воронцов, – я, курсант Подольского стрелково-пулемётного училища, и этот ефрейтор из роты связи разбитого полка не в силах решить судьбу фронта. Но отрыть на этой опушке свои окопы и держать их до полудня мы должны». Воронцов позвал Алёхина, и тот тут же прибежал, хлопая сырыми полами шинели.
– Алёхин, пойдёшь с ефрейтором в сторону деревни. Разыщи майора Алексеева и передай ему приказ занять оборону по фронту нашей группы. В случае несогласия предложите ему повернуть колонну в другом направлении. Повозки с ранеными и сопровождающими пропустим беспрепятственно. На каждую повозку – не более одного сопровождающего.
– Задачу понял, – ответил Алёхин.
Ефрейтор подобрал с земли ППШ, закинул его за спину и сказал своим бойцам:
– Ладно, ребята, я скоро вернусь. Доложу майору Алексееву наши обстоятельства. Пусть решает. А наше дело солдатское. Мы службу знаем.
– Да я вообще тут никому не подчиняюсь! – закричал простуженный.
– Обыщите его, – приказал Воронцов. – И заберите спиртное. А за неподчинение – расстреляю. По законам военного времени.
– Давай, Кудряшов, свою ляльку. Хватит тебе. А то уже и роги в землю…
Бойца обыскали. Полупустая фляжка полетела на землю.
– Кто из вас пулемётчик? – спросил Воронцов тем же решительным тоном.
– Я, рядовой Аниканов.
Боец в чёрном бушлате выступил из темноты. От него тоже несло перегаром. Но держался он молодцом.
– Давай, Аниканов, с пулемётом на правый фланг.
– Нам что, наше дело солдатское… – ответил он, ловко перекинул МГ через плечо и пошёл на правый фланг.
За ним, подхватив за ремень лежавшую у ног винтовку без штыка, побежал второй номер.
– Остальные – туда и туда. – И Воронцов указал на березняк. – Окапываться в линию. Приказ понятен?
Гремя оружием, бойцы побежали на фланги.