«Твою дивизию! – подумал Корбалевич. – И здесь то же самое…» И он решил «поиграть первым номером».
– А как мой материал?
– Ваш? – переспросил Михаил. – Сейчас узнаем, я дал его почитать Свете, редактору отдела.
Он набрал номер телефона и пригласил Свету-редактора к себе.
Света оказалась девицей до тридцатилетнего возраста, с невзыскательной прической. В ее руках Корбалевич увидел свою рукопись.
– Присаживайся, Света, – сказал девице Михаил. – Перед нами автор.
И он неопределенно махнул в сторону Корбалевича.
Света привычно села на диван и также привычно, как девочка-отличница на уроке, стала быстро говорить, что представленный текст не является сценарием, а следовательно, трудно без приведения его к этой форме судить о возможном использовании в кинематографическом процессе.
– Света, – перебил ее Михаил, – а содержание? Возможно, в тексте есть некие идеи, которые в дальнейшем функционеры от кино разовьют или, хотя бы, переложат на язык кинематографа?
– Мне трудно судить о содержании представленного текста, – сказала Света. – Он мне не понятен. Но с позиций тех ценностей, какие выдвинулись в обществе на первое место после девяностых годов, представленный материал представляется чуждым и даже негативным. Он не оказывает на общество положительного воспитательного воздействия.
– Не может оказывать в случае реализации, – поправил ее Михаил.
– Ну да, именно это я и хотела сказать, – произнесла Света.
– Спасибо, Светочка, – сказал Михаил. – Оставь, пожалуйста, рукопись и можешь идти.
Света ушла.
– Да вы не переживайте, – сказал Михаил, – я понимаю, что вы думаете. Вот дали рукопись девице, которая ничего в разведке не смыслит. Это действительно так. Но она мыслит категориями обычного зрителя, который тоже в разведке ничего не смыслит.
– Вряд ли она мыслит категориями обычного зрителя, это скорее мэтр от кино, – сказал Корбалевич. – Разрешите рукопись.
– Леонид, как вас по батюшке?
– Андреевич.
– Леонид Андреевич, не спешите забирать текст. Кто знает, может, мы со Светой ошибаемся. Дело в том, что я ухожу отсюда. И буквально на днях на мое место придет другой человек, точнее, другая. Она будет торпедировать все, что поддерживал я. Может быть, те мысли и идеи, которые есть в вашей рукописи, ей понравятся. Поэтому рукопись пусть останется и даже полежит прямо на этом столе.
– Хорошо, – произнес Корбалевич, поднимаясь с дивана.