– Да, – ответил Расим, – около семи.
Старики тут же позвонили Корбалевичу и договорились встретиться в шесть, за час до прихода Расима. Но Корбалевича задержало начальство, и он появился в шесть сорок пять.
– У нас мало времени, – сказал Ухналев. – Нужно выработать линию поведения, чтобы не потерять лицо перед «нашим другом».
– Поздно что-нибудь вырабатывать, да и неэтично. Любое вранье когда-нибудь выплывет, так что здесь только одна линия – ровного участия во всем, что произошло, – сказал Виктор Сергеевич.
В семь ноль-ноль раздался сигнал домофона. Ухналев пошел открывать дверь и встречать гостя.
Расим вошел в большую комнату квартиры Ухналева в сопровождение хозяина. Его встретили улыбки участия, а Виктор Сергеевич сказал:
– Ну, садись, герой, рассказывай. Мы так переволновались…
– Знаете, а я наоборот, – сказал Расим. – В тот первый день, когда меня колотили и душили, ну, вы знаете, конечно, ведь Леонид Андреевич сказал, что у них все квартиры под контролем, я всегда чувствовал присутствие и поддержку своих. Я знал, что в самый последний момент мне помогут.
Виктор Сергеевич и Ухналев невольно переглянулись, а лицо Корбалевича осталось каменно-неподвижным.
– Я пошел за чаем, – сказал Ухналев.
– Да-да, Валера, принеси чайку! – поддержал его Виктор Сергеевич.
– Ладно, – вмешался в разговор Корбалевич, – все, что мы видели, это взгляд снаружи, а как все было изнутри?
– Изнутри было больно, – криво улыбнулся Расим, – и если бы не ваша поддержка, мне вряд ли удалось бы устоять.
– Не переоценивай нас, – сказал Корбалевич, – здесь основная фигура – это ты. Расскажи все по порядку.
– Ну, в общем, шел я по правой стороне улицы Киселева, и рядом остановился автомобиль. Там был Бахадыр. Он привез меня на квартиру, что находится в большом доме где-то вправо от улицы Захарова. Ну что вам рассказывать, если вы все контролировали…
– Расим, – сказал Корбалевич, – ты не переоценивай технический контроль. Тем более, контроль слуховой, а не визуальный. Рассказывай, а мы потом соотнесем все…с записью.
– Хорошо. Когда я вошел, то увидел двух «быков», то есть спецназовцев. Один из них ударил меня в печень, и я потерял сознание. Когда очнулся, то увидел, что меня раздели, привязали скотчем к стулу.
– А потом?
– А потом стали бить, время от времени спрашивая: на кого я работаю? Все было довольно тупо, потому что этот вопрос повторялся постоянно. А потом пришел Эрдемир, и допрос стал более детальным. Он, в частности, спросил: почему я проверяюсь на улицах, откуда знаю больших чиновников, как мне удалось достать карты. Ответить на все это было несложно, потому что я был готов к ответу. Но его не интересовали мои ответы. Он продолжал так же тупо спрашивать меня: на кого я работаю? А «быки» продолжали меня бить. А потом надели на голову полиэтиленовый мешок. Но я все время помнил, что за мной наблюдают и в последний момент помогут, поэтому паники не было, а после того как я чуть ли не задохнулся, во мне все будто притупилось. Я когда-то читал Юлиуса Фучика. Его «Репортаж с петлей на шее». Он очень верно писал, что угроза избить, всегда страшнее самого избиения. Если уж тебя начали бить, то рано или поздно наступает момент, когда твой мозг отключает рецепторы, и ты чувствуешь боль, но словно эта боль не твоя.
Ухналев, Виктор Сергеевич и Корбалевич молча слушали Расима. На столе остывал чай.